Греши и страдай (ЛП)

На бумаге он дистанцировался от преступного мира, но в душе все еще был байкером. И чтобы публика следовала за ним, он должен быть верен своему наследию.

На следующий день он расстегнул рубашку и представил миру свою татуировку. Он открылся — рассказал о своем тюремном заключении, о своей любви к своему клубу и даже обошел щекотливые темы о том, что случилось с «Кинжалом и розой» и «Ночными крестоносцами».

За одну ночь он превратился из политика-подражателя в кого-то, кого воспринимали всерьез. И с этими государственными инвестициями он наконец превратился в человека, которым я всегда его знала.

Он стал Артуром «Килл» Киллианом — вдохновителем, гением — представителем обездоленных и обделенных.

Он тяжело вздохнул, веки его мечтательно дрогнули. Его точеные бицепсы и резкая линия подбородка выглядели такими красивыми. Чем больше он погружался в раскрытие международной преступности и мошенничества, тем восхитительнее это было.

Я так гордилась им.

Гордилась всем, чем он стал.

Я также гордилась собственными начинаниями. «Кинжал и роза» больше не была заброшенной пустошью. Ее переоборудовали в ветеринарную усадьбу для больных животных и животных, с которыми жестоко обращались. Коррин приехала из Англии, чтобы помочь мне, и когда я была в отъезде с Артуром, она в одиночку руководила всем нашим персоналом из трех ветеринаров.

Когда я обратилась к Артуру со своей идеей, он усмехнулся и сказал, что ничего лучше быть не может. Мы спасали мир не только для людей, я спасала его еще и для животных.

Стягивая одеяло, я прикусила губу, когда увидела на его заднице несколько отметин в форме полумесяца. Следы от моих ногтей со вчерашнего вечера. Я поёжилась, вспоминая, как он наполнял меня. Сзади, спереди, у стены, на полу. Он трахал меня без устали и любил вечно.

Чем дольше мы были вместе, тем более ненасытными становились. Это могло стать реальной проблемой. Но, с другой стороны, можно ли вообще считать проблемой влюбленность?

Нет, никогда.

Я беспокойно заерзала от нового желания.

Я всегда был благодарна за свою жизнь. Я была умна — обладала навыком врачевания, который могла использовать где угодно, и целую жизнь любви от моего идеального друга. Все это дары, удивительные дары — особенно Артур.

Мне нравилось думать, что я их заслуживаю, но судьба требовала от меня гарантии.

Итак, из-за этого я потеряла все. Жизнь лишила меня родителей, дома, второй половинки и смыло мое прошлое. Я могла бы запутаться. Могла бы принять тьму и гнев и никогда не найти пути назад.

Но я этого не сделала.

Я оставалась верной себе, даже когда не знала, кем была.

Я никогда не переставала верить.

А взамен судьба решила, что я заслужила свои дары. Я получала их снова и снова, и с того дня глубоко ими дорожила.

Я бы никогда ничего не принимала как должное.

Никогда.

— Лютик, о чем бы ты ни думала, перестань.

Мое сердце затрепетало от его сонного голоса.

— Ты слышишь мои мысли?

Его зеленые глаза приоткрылись, такие же идеальные, как прозрачный океан на горизонте. Мы пробыли здесь неделю, и я все еще не могла привыкнуть к виду на высокие вершины утесов, сверкающие пляжи и инкрустированные драгоценностями тропические леса.

Артур, наконец, сдержал свое обещание и отвез меня туда, куда я хотела.

В наш первый совместный отпуск.

На год позже… но лучше, чем никогда.

Зевнув, он приподнялся на локте. Его длинные волосы закрывали один глаз, делая его похожим на свирепого пирата, собирающегося заявить на меня права.

— Твои мысли очень громкие.

Я хихикнула.

— Ты никогда раньше не жаловался.

Наш личный рай в Доминиканской Республике был закрыт для всех, кроме нас. Мы арендовали эксклюзивную виллу на три недели, и все пространство наполнилось моим смехом, когда он подмял меня под себя и начал щекотать.

— Возможно, я слишком боюсь тебя, чтобы жаловаться.

— Неважно…

Его губы коснулись моих, и мы закружились в вальсе, который никогда не переставал возбуждать меня.

Я никогда не была так безумно счастлива.

В тот момент, когда Уоллстрит лишил Артура статуса Преза, я была обижена, взбешена и совершенно обозлена. С Артуром «Чистая порочность» не только добилась успеха, но и стала его кругом друзей и приемной семьей.

Артур родился на мотоцикле и впитал в себя этот образ жизни еще до того, как научился говорить. Но одним движением Уоллстрит отнял у него это.

Я ожидала, что он будет драться. Но в очередной раз Артур удивил меня своей перетасовкой планов.

Это он хотел уйти в отставку.

Это он хотел большего.

И, честно говоря, я думала, что было ошибкой покидать знакомый нам мир, но теперь у меня были другие выводы.

Вести ежедневные сражения с продажными политиками и доносить информацию до людей, отчаянно нуждающихся в помощи, было идеальным призванием Артура. Он вступался за людей, которые не могли сами постоять за себя, и исправлял ошибки, которых другие не понимали.

Грандиозность того, за что он взялся, его не смущала. Это только усилило его радость.

Казалось, что тени вины и ненависти исчезли. Осталось только счастье, которого он никогда раньше не мог обрести.