Грехи распутного герцога

— Вы его недооцениваете!

— Я, конечно, понимаю, что между вами существуют некоторые разногласия…

Доминик хотел сказать секретарю, что тот ни черта не понимает, но сдержался. Главное, что мужчина ничего не знал о самом герцоге.

Не знал он ничего и о почтении, которое следовало бы оказывать таким знатным людям, как Дамон. Он ещё громче рассмеялся в ответ.

— Разногласия? Это слишком громко сказано.

— Я с великим удовольствием провожу вас до Вэйфилд–парка к вашему…

— А теперь объясните мне, с какой это стати я должен хотеть попасть туда? – У него не было никакого желания вернуться в дом, где он провёл свою юность.

Пусть его дед умрёт и сгниёт в гробу – ему всё равно. Он и так провёл достаточно несчастных лет своей жизни в тех стенах.

— Что ж, если вас не интересует дедушка, то,может, заинтересует вопрос о состоянии Вэйфилд–парка и его аренде?

— Все эти вопросы в течение долгих лет решались и без моего присутствия.

— Да. Но этим занимался мистер Коллинз. А сейчас он болен. Так что, не желаете ли вы ознакомиться с состоянием…

— Нет. Я обо всём позабочусь, когда придёт время. После его смерти.

Мэдоус поправил очки и склонил голову на бок.

— Простите, что вы сказали?

— Вы слышали.

Мэдоус отрывисто кивнул, на его лице застыло непроницаемое выражение.

— Теперь я понимаю, что всё, что о вас говорят – правда.

Доминик пожал плечами и проворчал что–то нечленораздельное в знак того, что ему наплевать на мнение какого–то там секретаря.

Мэдоус фыркнул:

— Вы — сам дьявол.

Доминик потянулся за стаканом:

— Мне это уже говорили.

С возмущённым ворчанием Мэдоус развернулся на своих каблуках.

Герцог с холодной улыбкой наблюдал за тем, как маленький человечек покинул комнату. Некоторое время он сидел, не двигаясь. Он чувствовал себя одиноким, хотя и находился в помещении, полном людей. Доминик ненадолго замкнулся в себе, пытаясь понять, какие всё–таки эмоции вызвало у него известие о скорой кончине его дедушки. Если в его сердце ещё остались хоть какие–то чувства.

В конце концов, он решил, что нет. Только унылая пустота зияла в его груди. Равнодушие охватило его, как обычно. Ничего. Он не чувствовал абсолютно ничего. Только мрак.

Его разум блуждал, перескакивал с одной мысли на другую, требовал и жадно стремился, как он вскоре осознал, к женщине, которая привнесла чувства в его чёрствую душу, вдохнула тепло в арктическую пустоту, что зияла на месте его сердца. Фэллон. На этот раз приятные воспоминания, связанные с ней, отвлекли его внимание от других забот.

Фэллон – единственная, кто заставил его почувствовать себя чем–то большим, чем просто бесчувственный кусок материи, влачащий праздное существование. Единственный человек, который мог заставить его… чувствовать. И не только когда их тела переплетались. Но каждый раз, когда он видел её, говорил с ней, думал о ней. С Фэллон он ощущал себя правильным, значимым, искренним.

А она не захотела иметь с ним ничего общего. Чёрт бы её побрал! Фэллон хотела жить своей жизнью. Хотела копить жалкие гроши, которые зарабатывала. Чтобы обрести дом. Дом. Что могло быть в нём такого особенного? Просто крыша и четыре стены?! Почему этот чёртов дом значил для неё так много? У Доминика была целая куча поместий, но ни одно из них не играло для него никакой существенной роли.

Допив остатки бренди, он поднялся с кресла. Внезапно ему захотелось побыть в одиночестве. В этот поздний час герцог мог спокойно вернуться домой, не беспокоясь о том, что встретит кого–либо на своём пути. Особенно её. Потому как она, конечно, уже забылась сладким сном в одной из комнат, предназначенных для слуг. Горничная. Жизнь, которую она предпочла ему.

Фэлон уставилась на чемодан, в который сложила все свои пожитки. Их оказалось немного. Его содержимое точно отражало, насколько тяжела была её жизнь.

Грудь девушки приподнялась, когда она сделала глубокий вдох, осмотрев содержимое чемодана в последний раз. Больше складывать нечего. Теперь она будет жить только для себя. Скоро у неё будет столько вещей, что их будет невозможно уместить в одном маленьком чемоданчике. Он просто будет настолько переполнен, что его даже нельзя будет закрыть. Даже если ей придётся пожертвовать своей гордостью, она примет предложение лорда Ханта.

Фэллон успокаивала себя той мыслью, что Па одобрил бы её согласие принять помощь. В противном случае, он бы разозлился. Она и сейчас как будто бы слышала его голос.

Упрямая девчонка, бери деньги! Я заработал их потом и кровью, для тебя.

Вдруг она представила лицо Доминика. Фэллон тряхнула головой и бессознательно дотронулась до своих губ кончиками пальцев. Черт, она желала его больше, чем того следовало бы. Но он ей не нужен. Она никогда не будет с ним. Особенно если для этого ей нужно продать себя, продать все свои желания и мечты в обмен на неопределённое количество жарких ночей в его постели.