— …ставшим им благодаря своему знанию греческого языка. — В первый раз я смог расслабиться в достаточной степени, чтобы обратить внимание на обстановку. Я заметил, что, подобно Корнелиусу, она отказалась от антиквариата, который с детства окружал ее, и обставила свою квартиру в ультрасовременном стиле. Низкие длинные кушетки, обитые белым винилом, напоминали мне зал вылета в аэропорту. Две красные рыбки плавали в аквариуме у окна, простые белые стены были украшены тремя картинами, все три — геометрические абстракции. Над аквариумом висел примитивный рисунок толстой женщины с желтыми волосами, подойдя ближе, я прочитал надпись черным карандашом: «МОЯ МАМА. РИСУНОК САМАНТЫ КЕЛЛЕР, 8 лет».
— Иоанн Скот Эриугена, — сказал я нарочито небрежно, пока она брала сигарету из коробки на стеклянном кофейном столике, — считал, что человек, упав, теряет способность непосредственного проникновения в истину и что человек способен познавать истину только через свое чувственное восприятие — и это меня приводит непосредственно к тому, что я только что сказал…
— Боже мой! Ну ты и ловкач!
— …а именно, следующее: Вики, благодаря моему чувственному опыту с тобой, я достиг истины, которая заключается в том, что я был совершенно неправ, когда отрицал в том письме, которое я оставил для тебя…
— У тебя есть огонь?
— Конечно, нет. Я не курю.
Она захлопнула коробку для сигарет и вышла из комнаты. Когда она вернулась с зажженной сигаретой в руках, я попытался закончить свою речь, но она меня оборвала.
— Послушай, Скотт, у меня достаточно моих собственных проблем, не заставляй меня заниматься еще и твоими. Если тебе нравится убегать, для того чтобы избежать любых эмоциональных обязательств, — пожалуйста, скатертью дорога. Это твоя проблема, и я не настолько сумасшедшая, чтобы думать, что я смогу ее решить. Но постарайся больше не вмешиваться в мою жизнь. Я не хочу связываться с кем-то, кто не хочет сам ни с кем быть связанным. Для меня совсем невозможна подобная трата времени и энергии.
— Я думал… на пароходе… ты не была заинтересована в постоянной связи.
— То был один мир, — сказала Вики, — а это другой. Я не могу жить здесь так, как я жила на пароходе. Это приведет к саморазрушению. Я пробовала это и знаю. В Нью-Йорке я хочу обязательств, я хочу, чтобы меня могли поддержать, чтобы рядом был тот, кто больше чем хороший любовник. Ты мне не подходишь. Извини. Это было колоссально, но это закончилось. Так должно быть. В том письме ты написал как раз то же самое, и сейчас нечего об этом говорить.
— Но ты меня неправильно поняла! Ситуация оказалась намного сложнее, чем показалось на пароходе! Уверяю тебя, я пришел к тебе не за тем, чтобы просто лечь с тобой в постель…
Она рассмеялась мне в лицо.
— Ах, так?
Зазвонил телефон.
— Пусть звонит! — сказал я, огорченный тем, что меня прервали.
Она тут же схватила трубку: «Алло».
Она замолчала, и когда я стал пристально за ней наблюдать, я увидел, что выражение ее лица стало мягче и резкая линия губ разгладилась. Она отвернулась от меня, чтобы я перестал за ней наблюдать.
— О, привет… Да, Алисия сказала мне, что ты сегодня приезжаешь… Приходишь в себя после полета? Я сочувствую. У меня был адский полет из Пуэрто-Рико в прошлую субботу… О, просто каникулы. Жуткая духота и ужасные люди, я больше никогда не хочу видеть ни одной пальмы… Что такое? Подарок Постумусу? О, ему это понравится! Ты должен прийти завтра… о, в любое время. Постумус встает в пять тридцать, если повезет, в шесть и уходит в детский сад без четверти девять. Затем в полдвенадцатого он возвращается домой, до четырех дает прикурить своей няньке; а затем смотрит телевизор до тех пор, пока его насильно не отрывают от него… Да, они все в порядке, спасибо. В следующем году Эрик поступит в Чоэт — не правда ли, как бежит время? Ладно, послушай, дорогой, я… завтра пообедать?.. Я не уверена… хорошая ли это мысль? Это нас бы слишком разволновало, и тогда… хорошо, зайди, чтобы передать подарок для Постумуса, а там посмотрим, какое у нас будет настроение… Это ужасно, смерть президента. Послушай, сейчас мне пора идти — что-то кипит у меня на плите… хорошо. Пока. — Она повесила трубку и стояла, глядя на телефон.
— Себастьян? — спросил я наконец. — Что он делает здесь, в городе?
Она посмотрела на меня с удивлением.
— Я думала, что ты все об этом знаешь. Алисия сказала, что это командировка.
Я смутно вспомнил, что Корнелиус собирался вызвать Себастьяна, чтобы обсудить с ним неприятности в Лондоне с Рейшманом.
— Ах, да. Я теперь вспоминаю. Это вылетело у меня из головы.
Она подошла к буфету и стала наливать себе выпивку.
— Ты можешь теперь уйти? — сказала она через плечо. — Мне надоело, как ты здесь шныряешь, как персонаж из пьесы Теннесси Уильямса. Какого черта ты выглядишь таким сексуальным? Я тебя всегда считала бесполым холостяком Скоттом, как только твоя нога ступила в Нью-Йорк.
— Скотт умер.
Мартини разлилось. Она повернулась, чтобы посмотреть на меня, и мы смотрели друг на друга, но она не спросила, что я имел в виду.