Грехи отцов. Том 2

Казалось, это ее ободрило, а она, безусловно, нуждалась в одобрении. Она пробралась к постели, и я услышал шелест снимаемого платья. Искры от сухого нейлона сверкали в темноте, но кроме неясного женского силуэта я ничего не мог различить.

Она скользнула под простыню в мои объятья.

Учитывая необычайность обстоятельств, даже при моем широком опыте морских путешествий, а также то, что своей оригинальностью она заслужила наилучшей возможной награды, я решил, что должен сделать все, что могу, чтобы она запомнила этот момент. Так что я не торопясь медленно ласкал ее, и по мере того, как мои руки скользили по ее телу, я обнаружил, к своему удивлению, что ее фигура даже лучше, чем я предполагал.

Она реагировала безмолвно, но жадно. Наши тела свивались все с большей страстью, и когда я, наконец, почувствовал, что я закончил внешнюю разведку, я дал волю своему настойчивому желанию и вошел в нее.

Это был самый замечательный визит.

Самой эротичной деталью этого было ее полное молчание. Я раньше никогда не занимался любовью с такой молчаливой женщиной, но я знал по движениям ее тела и по особой нежности ее плоти, что для нее это такое же исключительное событие, как и для меня.

Она тихо дышала, и не издала ни малейшего звука, и внезапно анонимность ее молчания смягчила всю напряженность, которая еще оставалась в глубине моего сознания. Мне начало казаться, что я занимаюсь любовью не с конкретной женщиной, но со всем миром, в который мне раньше был запрещен доступ; я обнаружил, что я этим восхищен, продвигался все дальше и дальше, пока слово «запрещен» не исчезло в свете того другого мира, существующего в том измерении, где смерть не играет роли. В этом мире я был свободен, был самим собой и не боялся потерять контроль…

— О, Господи! — воскликнула женщина рядом со мной, возвращая меня в прежний мир. Я знал этот голос, и он не принадлежал Джуди.

Я зажег свет.

Она закричала.

На секунду мы зажмурились от яркого света, но когда открыли глаза, мы молча уставились друг на друга. Ее зрачки были темными, а радужная оболочка чистого серого цвета.

Никто не произнес ни слова.

Спустя секунду я зашевелился. Я скинул в сторону смятую простыню и встал с кровати. Пол был холодным. Я был настолько поражен, что должен был опереться рукой о стену, но, наконец, я достиг спасительной ванной комнаты, захлопнул за собой дверь и задвинул задвижку.

Вики застенчиво постучала в дверь.

— Скотт?

Я не ответил. Я пытался отвернуть холодный кран, но в моих пальцах не было достаточно силы. Я снова попытался отвернуть его двумя руками, и в следующий момент холодная вода обожгла мне руки. Намочив лицо, я поспешил посмотреть на себя в зеркало. Я боялся, что увижу Скотта. Это было бы очень опасно, но Скотт оставался в Нью-Йорке вместе с той нью-йоркской Вики, а я все еще был самим собой. Такая ситуация не вызывала особых затруднений. Это я могу контролировать.

Я схватил полотенце, обмотал его вокруг бедер и открыл дверь.

Она была здесь. Она накинула на себя одну из моих рубашек, чтобы прикрыть наготу, и тесно обмотала ее вокруг тела. Ее светлые волосы растрепались. Она выглядела умирающей от страха.

— Ох, Скотт…

— Ты хочешь пойти в ванную? Давай, иди. Извини, что я так долго, — я отступил, чтобы пропустить ее, и когда дверь за ней закрылась, принялся убирать постель, как будто мог изменить то, что здесь произошло. Не заправив до конца одеяло, я вынужден был сесть. Я чувствовал себя без сил; внезапно я обнаружил запачканные простыни, запах секса, чувство удовлетворенности в паху, опасность, ужас и страх…

Дверь ванной комнаты отворилась.

— Скотт — нет, пожалуйста! Дай мне объяснить! Я должна тебе сказать, что чувствую себя виноватой, я должна попросить у тебя прощения! Это была просто сумасшедшая извращенная шутка, я никогда больше не поеду в морское путешествие, никогда, никогда…

Она замолчала. Инстинктивно я знал, как это бывает с опытным актером, которому предстоит читать всемирно известный монолог из пьесы Шекспира, что именно сейчас я проявлю все, что мне дали годы тренировки, опыт и квалификация.

— Успокойся, Вики, — услышал я свой веселый голос. — Избавь меня от душераздирающих переживаний! Это было забавно! Уверен, что подобную шутку ты никогда бы не решилась сыграть на берегу. Половина удовольствия от круиза как раз в том, что здесь можно делать вещи, которые нельзя проделывать где-либо еще! А теперь давай будем честными — мы оба хорошо развлеклись. Почему бы нам это не отпраздновать? Я приглашаю тебя в бар на корме, выпьем за здоровье друг друга, прежде чем мы разъедемся в разные стороны.

Таким же легким тоном она сказала после паузы:

— Конечно. Ладно. Почему бы и нет? — и приятно улыбнулась.

Пока все в порядке, но я вспотел от напряжения. Никогда мне не было так трудно играть роль плейбоя, и никогда она не казалась мне такой неприятной. Чтобы продолжить разговор в том же духе, мне пришлось сделать невероятное усилие, но я все же сказал что-то вроде:

— Может быть, мы вместе примем душ, прежде чем оденемся?

— Спрашиваешь! — сказала она, но словечко прозвучало фальшиво.