Грехи отцов. Том 1

— Корнелиус, — сказала я более спокойным тоном, — было бы величайшей ошибкой в такой момент, когда мы оба возбуждены, пересматривать решение, к которому мы с большим трудом пришли в апреле. Наше решение было единственно возможным при тех обстоятельствах, и я чувствую громадное облегчение, когда вижу, как оно осуществляется. У тебя появилась любовница. Я восхищена. Ничто не может доставить мне большего удовольствия. Я осознаю, что решила остаться одна, но это мое собственное решение, и у тебя нет необходимости беспокоиться. Пожалуйста, не сомневайся, я абсолютно счастлива, и, хотя, разумеется, сожалею, что мы не близки, как были когда-то, ты должен знать, что я полностью принимаю наши новые отношения и остаюсь вполне довольной нашей супружеской жизнью.

Он лежал в постели без движения.

— Но если мы оба согласились с этим, — сказал он медленно, — почему мы не находим душевного покоя?

— Нужно, чтобы прошло время. Нельзя перейти от сексуальных отношений к платоническим так же легко, как щелкнуть выключателем. Послушай, Корнелиус, ты не должен считать эту ситуацию странной или необычной. Так или иначе большинство пар не спят вместе через восемнадцать лет после свадьбы. В этом нет ничего особенного.

— Интересно, что бы случилось, если бы…

— Это наиболее опасная фраза в английском языке. Пожалуйста, не произноси ее. Я ненавижу ее. Она является прелюдией к бессмысленным воспоминаниям, которые лучше забыть.

— Но я не понимаю, почему мы должны так страдать…

— Это не страдание. Мне чрезвычайно повезло, и мы счастливы. У нас есть деньги, мы хорошо выглядим, и, хотя твое здоровье оставляет желать лучшего, это не помешало тебе сделать успешную карьеру. У нас трое чудесных детей, и, хотя я признаю, что порой твоя дочь доводит меня до отчаяния, в глубине души я очень преданна ей, как и ты, я знаю, предан моим мальчикам. Конечно, печально, что у нас нет общих детей, однако, поскольку я с этим смирилась, думаю, ты тоже должен примириться. Не следует чувствовать себя виноватым, Корнелиус. Я говорю это по прошествии стольких лет, но не перестану повторять, если есть хоть малейший шанс тебя убедить. Что случилось, то случилось. В тридцать первом году ты заболел не по своей воле. Это не твой проступок. Это деяние Господа.

— За что Господь так наказал меня…

— Это просто жалость к себе, Корнелиус. Я понимаю, мужчине трудно примириться с фактом, что он не может дать жизнь ребенку, но подумай, насколько осложнилась бы твоя жизнь, если бы ты был не только бесплоден, но и совсем неспособен вести половую жизнь. В одной из мыльных опер, которую я смотрела на днях, герой заболел полиомиелитом и его парализовало, в результате его жена…

Он застонал.

— Пожалуйста! Разве недостаточно проблем в реальной жизни? Зачем заниматься воображаемыми проблемами воображаемых людей?

Я засмеялась, и, когда он увидел, что я развеселилась, ему также удалось засмеяться. Я еле сдерживала слезы.

Резко отвернувшись, я увидела наше отражение в зеркале в глубине спальни, счастливая красивая пара, отдыхающая в роскошных апартаментах.

— Я очень тебя люблю, — сказал он, — ты самая прекрасная женщина в мире.

— Я тоже тебя люблю, дорогой.

Казалось, зеркало поглотило наши слова и сделало их такими же нереальными, как наше отражение. Я думала обо всех журнальных историях, которые читала об истинной любви, супружеском счастье и счастливых развязках, и внезапно отражение в зеркале стало расплывчатым, как будто действительность одержала, наконец, победу над грезами.

— Алисия…

Я должна была остановить его, но не сделала этого. Я была слаба и безрассудна, прильнула к нему, когда он стал целовать меня. Наши отношения были отброшены назад, к тому времени перед катастрофической ссорой в апреле, и ничто не прошло, а в наименьшей степени горечь и острое нестерпимое чувство разочарования.

Когда неудачу нельзя было больше не замечать, он предложил:

— Давай делать то, что мы делали до того, как поженились, когда ты была беременна, когда мы не могли, когда я не мог…

Я проявила слабость и теперь платила за нее, став свидетельницей его безмерного унижения и стыда. Ради него, даже больше чем ради себя самой, я решила стать сильной.

— Нет, — сказала я.

— Но я ничего не имею против, клянусь, я сделаю все, чтобы ты была счастлива!

Я очень хорошо знала, что он втайне ненавидел любое отклонение от сексуального поведения, которое считал нормальным. В течение первого года нашей супружеской жизни, когда наши физические отношения были совершенны, я изумлялась, что его консерватизм и пуританские убеждения позволяют ему быть таким чувственным. Но, когда стала старше, я поняла, что чувственность Корнелиуса в отношениях со мной проявлялась не вопреки его пуританизму, а благодаря ему. Я помню рассказы о старомодных мужчинах, которые, привыкнув к женщинам, облаченным в замысловатые одежды, падали в обморок при взгляде на женскую лодыжку. Вид Корнелиуса, сбросившего не только рубашку, но и свое чопорное среднезападное воспитание, даже теперь, после многих лет супружеской жизни, приводил меня в лихорадочное возбуждение.