Грехи отцов. Том 1

— Даже если они снимут запрет на инвестирование в Германию, кто захочет вкладывать туда свои капиталы? Страна до сих пор оккупирована, немецкие деньги ничем не обеспечены, а кроме того, еще много нерешенных проблем — например, Рур. Если рурская промышленность демонтирована… да, я знаю. УЭС против демонтажа, но попробуй, скажи это французам. Они скажут: оставьте фашистских подонков на коленях, — и кто их за это осудит?

Я не мог выдержать этот разговор ни минутой больше, поэтому вышел из автобуса и пошел пешком. Я прошел сквозь город к Пятой, затем через Мэдисон к Парк-авеню и вокруг себя не только видел, но чувствовал Нью-Йорк, богатый, блестящий, отделенный целым океаном от тех других городов, лежащих в руинах. В моей памяти возникли картины прокуренного кафе в Дюссельдорфе, где нарумяненные официантки танцевали с торговцами черного рынка под оркестр, игравший «Bei Mir Bist Du Schön»[3]; американские солдаты, жующие резинку на разрушенных улицах Мюнхена; английский турист, который напился со мной и сказал: «Давайте я вам расскажу, какие достопримечательности я сегодня видел…»

Внезапно я понял, что пришел в свой квартал. Было 20.30. Позади меня по-прежнему слышался рев моторов машин в пробке на Парк-авеню, а передо мной швейцар держал открытую дверь и улыбался.

— Добрый вечер, мистер Келлер… Сэр, здесь, в вестибюле, вас ждут.

Я был так глубоко погружен в свои мысли, что лишь тупо на него посмотрел, но, прежде чем он снова заговорил, голос из прошлого позвал меня: «Сэм!», и когда я обернулся, то увидел маленькую, хрупкую женщину, которая мелкими шагами шла через вестибюль навстречу мне. Черные как уголь волосы (раньше они были каштановыми) обрамляли ее лицо с мастерски наложенной косметикой; блестящие голубые глаза смотрели на меня без всякого смущения и с нескрываемым интересом, но это не могло скрыть ее отчаяния.

— Не правда ли, это ты, Сэм? — сказала она, неожиданно заколебавшись, и я понял, что за прошедшие восемнадцать лет с тех пор, как она развелась с Корнелиусом, я изменился гораздо больше.

— Вивьен!

— Дорогой, ты меня вспомнил!

Швейцар, одобрительно слушающий этот бессмысленный диалог, обрадовался, когда Вивьен бросилась в мои объятья.

— Дорогой, как замечательно снова тебя увидеть после стольких лет! Сэм, миленький, — я был отпущен после дружеского поцелуя, — …прости, что я так на тебя набросилась, но…

— Это по поводу Вики?

— Конечно, по поводу Вики! Этот негодяй Корнелиус приказал, чтобы меня не пускали к нему на Пятую авеню, но я поклялась, что не уеду из города, пока не увижу свою дочь, и если этот сукин сын, мой бывший муж, думает, что я буду безропотно наблюдать, как ужасно он обращается с Вики и портит ей жизнь…

Я увидел, что швейцар буквально загипнотизирован и машинально подтолкнул Вивьен к лифту.

— Лучше поднимемся, — неохотно предложил я и снова был затянут в водоворот проблем семейства Ван Зейлов.

Мой пентхауз находится на двадцать восьмом этаже. Он слишком велик для меня, но мне очень нравится вид на юг за небоскреб Крейслера, за Эмпайр Стейтс Билдинг и Метрополитэн Лайф в сторону туманных башен центральной части Манхэттена. Моя гостиная с двенадцатиметровой стороной служила для приема гостей, обеденный стол позволял усадить шестнадцать человек, а комнаты для прислуги были очень комфортабельны, что позволяло держать супружескую пару первоклассных слуг — экономку и шофера.

Я жил главным образом в одной комнате, рабочем кабинете, который агент по недвижимости называл библиотекой. Это была просторная солнечная комната, в которой стояло мое любимое кресло, лампа для чтения с гибкой ножкой и старый кожаный диван, который моя мать пыталась отдать старьевщику, после того как я купил ей трехкомнатную квартиру несколько лет тому назад. В моей комнате не было книг, за исключением переплетенного в кожу «Нью-Йоркера» за двадцать лет, но у меня была прекрасная коллекция грампластинок, два проигрывателя, три магнитофона, телевизор и радиоприемник. В шкафу, который я держал на замке, хранились вещи, напоминающие мне о Германии: акварели Зибенггебирге[4] моей кузины Кристины, альбомы с фотографиями маленького домика в Дюссельдорфе: сувениры из Берлина и Баварии. На стенах висели фотографии в рамках; мои родители, собака, которая когда-то у меня была, два снимка Уолл-стрит начала века и панорама океанского побережья вблизи Бар-Харбора.