К моему огорчению, я обнаружил, что Вики все еще очарована Европой. К моему ужасу, она принялась за серьезное изучение немецкого языка. Еще раньше я почувствовал, что Сэм начинает оказывать давление на меня, чтобы я открыл немецкий филиал.
— Два года в Лондоне, — сказал я ему. — Таково соглашение.
— Да, следующий год как раз 1955, и лондонскому филиалу исполнится два года. Если мы не начнем планировать немецкий филиал в данный момент, я не смогу переехать в Германию до 1956 года.
Это даст Вики еще год, чтобы к ней вернулся разум и она почувствовала ностальгию по Америке.
— Ты так долго ждал возвращения в Германию, — сказал я Сэму. — Что значит для тебя еще год?
— Послушай, Нейл…
— Я не хочу, чтобы меня торопили в этом деле. Я одобряю немецкий филиал в принципе, но не хочу расширять нашу экспансию в Европу до того, как мы будем готовы к этому. Разве я не могу быть благоразумным и здравомыслящим, когда речь идет о твоей любимой Германии?
Он только посмотрел на меня. Если бы взгляды могли убивать, я испытал бы немедленную остановку сердца, но я улыбнулся ему с сочувствием и даже протянул руку, прощаясь. Я видел, что он взбешен, что ему стоит немалых усилий держать себя в руках. Это стоило того, чтобы подождать еще один год и оставаться под прибыльным зонтиком Ван Зейла со счастливой и спокойной Вики под боком. Ставки Сэма были слишком велики, и он не собирался бросать игру, пока я наотрез не откажусь послать его в Германию.
Он как-то сумел справиться с собой, пожал мне руку, и мы расстались друзьями, но враждебность зависла в воздухе.
После этой изнурительной беседы было особенно приятно покинуть Нью-Йорк и поехать на свадьбу в Веллетрию, пригород Цинциннати, где с пяти до восемнадцати лет протекала моя жизнь в отупляющей скуке. По своей природе я не подходил для жизни в среднезападном пригороде, который скромные респектабельные граждане считали восхитительным. Даже Бог не смог оказать большей услуги детям Израиля, выведя их из Египта, чем Пол Ван Зейл, когда избавил меня от Веллетрии, Огайо, и отвез на восток в Нью-Йорк.
Свадьба происходила в Епископальной церкви, где я терпел в детстве бесчисленные тоскливые проповеди, а Эмили принимала гостей в деревенском клубе. Это была успешная свадьба, даже несмотря на обтягивающее платье Лори, в котором она напоминала мне русалку. Я задавал себе вопрос, могла ли она быть девственницей, но подумал, что это маловероятно. Эмили плакала во время службы. Выполнив свои обязанности посаженого отца, я смотрел рассеянно на оконные витрины и думал, как отнеслась бы ко всему этому моя мать. Она была сильной женщиной и властвовала над вторым мужем — да и над первым тоже — с большой пользой для семьи. Я вел с ней непрекращающуюся борьбу за независимость, а так как я был сильнее ее, я победил: тем не менее я ее очень любил и искренне скорбел, когда она умерла. Какой бы она ни была властной и своевольной, она любила меня и делала все, что было в ее силах, чтобы поддержать меня, — нельзя ожидать от матери большего. В этот день я так расчувствовался, что принял предложение Эмили посидеть с ней поздно ночью с ностальгическими воспоминаниями о нашем общем прошлом.
Позже я понял, что нет большей ошибки, чем поддаваться сентиментальным порывам.
— Ох, какая прекрасная свадьба! — сказала Эмили, опять поднося носовой платок к лицу.
— Лори выглядит очень хорошенькой, — сказал я великодушно, обнимая ее и прижимая к себе. Я был действительно очень растроган в тот момент.
— Стив так гордился бы! — прошептала Эмили.
— Он, вероятно, был бы уже в инвалидном кресле. Сколько ему было бы? Семьдесят?
— Шестьдесят семь, — сказала Эмили холодно. — Каким ты бываешь иногда грубым, Корнелиус, как тебе недостает благородства духа. Я думала, что сегодня в порядке исключения ты сможешь заставить себя быть милосердным по отношению к Стиву.
— Но я не сказал ничего плохого о нем! Я только сделал замечание о его возрасте!
— Ты подразумевал старческое слабоумие. Корнелиус, многие годы я мирилась с твоими колкостями, твоими едкими замечаниями, твоими…
— Подожди минутку! Я не собираюсь следовать твоему примеру и идеализировать Стива.
— Я не идеализирую Стива. Я не должна была выходить за него замуж, он сделал меня несчастной, но, по крайней мере, он оставил мне двух прекрасных девочек, и как христианка я должна помнить о его хороших сторонах и простить ему все плохое, что он сделал! Однако я давно уже не жду от тебя подобных проявлений чувств. Пол испортил тебя своим богатством и заставил забыть обо всем. Иногда я благодарю Бога за то, что бедная мама умерла, не увидев, во что ты превратился.
— О, Боже, Эмили, какую ерунду ты несешь! Только потому, что Тони Салливен написал свое мелодраматическое письмо…
— Кто тебе сказал о письме?