Последовало новое ужасное молчание, и, когда мы посмотрели друг на друга, я, наконец, понял, как на самом деле обстоят дела: о Викиной судьбе пеклись не просто ее муж и отец, но два человека, чья дружба была непоправимо разрушена, два хищника, выслеживающих друг друга в жестоком отвратительном мире, насыщенном ревностью и мстительностью. Я увидел также, что правда не белая, не черная, а представляет собой смесь того и другого. Сэм любил Вики. Он хотел, чтобы ей было лучше. Но прежде всего он использовал ее для достижения своих целей, — а хотел он не только независимой жизни в Германии, вдалеке от моей длинной тени двойника, но и расплаты с процентами за ту ночь, когда он обнаружил меня у Кевина в мансарде с Терезой. Он собирается увезти от меня мою дочь и моего внука так же бесповоротно, как я увел у него Терезу, и я ничего не могу поделать, чтобы его остановить. Если бы я его уволил, он все равно уехал бы работать в Европу; если бы я попытался удержать его в Нью-Йорке, он все равно бы уволился и все же увез их от меня за океан. Возможно, он предпочитает оставаться в банке Ван Зейла, но, когда придет решающий час, он уволится и найдет другую, такую же высокую, должность в другом месте. Для него большее значение имеют его самолюбие и его месть, чем сентиментальные узы двадцатишестилетнего сотрудничества.
Я смотрел на осколки нашей дружбы и слышал свой голос, произносивший с трудом:
— Сэм, что случилось с теми двумя подростками, танцевавшими под музыку «Александер Регтайм бэнд»?
Он сбросил маску своего обаяния. Его лицо сделалось тверже, и он грубо сказал:
— Пластинка износилась, и мы стали играть в другие игры. — Он выпил свой мартини и встал. — Я лучше поеду обратно к Вики, а то она начнет волноваться, что там со мной случилось. И я не хотел бы пропустить, когда Эрика будут укладывать спать.
Он выиграл последний раунд. Я остался сидеть перед пустым стаканом.
— Пока, Нейл. Я рад, что мы все выяснили.
Я подождал, пока он ушел, а затем заказал еще мартини и попытался представить себе, как избежать жалости Алисии, когда она узнает эту ужасную новость.
— Я чувствую себя такой измученной, — сказала Вики, — и думаю, что это оттого, что я пытаюсь играть несколько ролей сразу: роль совершенной жены, отличной матери, замечательной дочери, образцовой падчерицы. Поэтому я должна избавиться от всех этих ролей и оставить лишь те, которые для меня важнее всего.
— Значит ты выбрала роль совершенной жены и матери? Ладно, это замечательно, любимая, это именно то, чего я для тебя всегда хотел, но...
— Это не значит, что я тебя не люблю, папа. Просто я должна перестать быть дочерью. Я больше не маленькая девочка, я хочу стать взрослой, но когда я вижу, как ты и мама боретесь за Эрика, это меня толкает назад в прошлое...
— Да. — Я отвернулся.
— Я хочу порвать со своим прошлым. Сэм понимает. Я просто хочу быть с Сэмом.
Мы находились в гостиной дома Келлеров на Ист-64-стрит на следующее утро после встречи с Сэмом. Большая часть мебели перекочевала из пентхауза Сэма на Парк-авеню и имела вид безликой роскоши, который бывает у мебели в самых дорогих гостиницах. Картина Брака, которую я когда-то подарил Сэму, висела над маленьким каштанового дерева столиком и совсем не подходила к раннему Пикассо, которого я подарил на свадьбу. За окном шел дождь. Я подошел к окну и посмотрел на внутренний дворик, где растения Сэма, перенесенные с террасы его пентхауза, выглядели необыкновенно хорошими для городских условий. На столе у окна лежала книга «Heute Abend», и, когда я открыл обложку, я понял, что это учебник немецкого языка.
— Не сердись, папа...
— Я не сержусь. Ты ведь знаешь, что я хочу только, чтобы ты была счастлива. Правда, не заметно, что ты это знаешь... — Я закрыл обложку книги и снова повернулся к ней. — Почему Германия? Почему Европа? Не была бы ты более счастлива в Америке?
— Я знаю, что ты ненавидишь Европу. Я не думаю, что ты поймешь.
— Нельзя сказать, что ненавижу. Просто для меня это пустой звук, как картины Рубенса. Вики, если бы я знал, что ты будешь счастливее в Америке, я направил бы Сэма в Бостон или Чикаго, чтобы открыть там филиал банка...
— Нет, я хочу ехать в Европу. Я хочу того, чего хочет Сэм. Я просто хочу быть с Сэмом.
По-видимому, Сэм превратился в своего рода Свенгали[16].
— Послушай, Вики, ты должна быть честной со мной. Не принуждает ли тебя Сэм ехать в Европу против твоей воли?
Она посмотрела на меня так, будто я выжил из ума.
— Конечно же, нет! О, папа, не будь таким глупым! Сэм ничего не заставляет меня делать против моей воли! Он очень нежен со мной!
— Ты действительно счастлива с ним?
— Конечно! Что за вопрос! Папа, пожалуйста, перестань обо мне беспокоиться! Сэм заботится обо мне так же хорошо, как когда-то заботился ты!
— Понятно, — сказал я и, подумав, добавил: — И ты считаешь, что если уедешь в Европу, то станешь более взрослой?
— Я в этом уверена.