Сам Николай Петрович был тщательно наряжен в тон с убранством комнаты: в домашних брючках, комнатных туфлях и сюртуке с кистями. И смотрелся весьма импозантно: аккуратно постриженная бородка, причесочка с благородной сединой, волосок к волоску. Да, преуспевающий художник.
Похоже, он всегда тщательно работал над своим визуальным образом.
Невзирая на то что ночью лишился брата.
– Павел Сергеевич, здравствуйте, – сказал он мне. – Могу я на правах старшего называть вас Пашей?
– Как вам будет удобно.
– О вас поступают хорошие отзывы.
– От вашего сына?
– Гм, гм, и не только… И поэтому я решил вас, как это называется? Нанять. Да, нанять, чтобы вы разобрались в смерти моего родного и горячо любимого брата Павлика.
– Но у меня уже есть клиент. Ваш сын.
– Но он вас, как я знаю, нанимал для другого. Для того, чтобы
Я назвал.
– Я заплачу вам в полтора раза больше!
– Очень щедро.
– Тогда приступайте!
– Пожалуйста. И для начала я опрошу вас. Итак, кому может быть выгодна смерть вашего брата?
– В смысле?
– Грубо говоря, кто его наследники?
– Ммм… Я не знаю. А кто по правилам?
– Он был женат?
– С женой он в разводе. Давно. С юности. Еще с начала девяностых годов. И более не женился.
– Дети?
– Кажется, у него их не было и нет.
– Кажется?
– Да, жили они с супругой очень нехорошо, ругались… Расстались очень плохо и никаких больше отношений не поддерживали. Кажется, она умерла… А впрочем, точно не знаю… Брат больше не женился… Он вел довольно рассеянный образ жизни… Поэтому, если вы спрашиваете о детях, отвечаю: все может быть. И дети тоже.
Но я ничего о них не знаю. Брат ни о ком никогда не говорил, никому не помогал.
– Может, он завещание написал?
– Я об этом тоже ничего не ведаю.
– Значит, по закону наследниками являются его родители. Мать Антонина Николаевна. И отец. А что с вашим отцом?
– Насколько я знаю – как нам рассказывала мама, – он погиб, утонул. Давно.
– Тело нашли? Где похоронен?
– По-моему, вы слишком глубоко копаете. Его не стало еще в конце семидесятых.
– Ладно. А что насчет недоброжелателей?
– Брат был чиновник… Высокого ранга… Поэтому, наверное, недоброжелателей и даже врагов у него хватало…
– А кого из них знаете лично вы?
– Я? Хм. Ну, вот, к примеру. Наш сосед. Тимофей Одинцов.
– Сосед? Вот как?
– Но он давно в бегах. Скрывается за границей. Уже много лет, больше пяти – точно. Тут у нас осталась только его, что называется, соломенная вдова – Елена Сергеевна. Кстати, давеча она как раз была здесь, в особняке, в гостях.
– Тогда расскажите о ней, пожалуйста.
– Извольте.
Одинцовы купили дачу, находящуюся забор в забор с кирсановской, еще когда был жив дед, академик архитектуры Николай Петрович Кирсанов-старший. Дача принадлежала раньше гроссмейстеру Бланку. Гроссмейстер умер, сын его эмигрировал в Америку, в девяносто третьем вслед за ним отправилась и вдова шахматиста. Дачу она продала Тимофею Евгеньевичу Одинцову – выскочке и нуворишу (по мнению деда). Одинцов почти сразу развернул на участке грандиозную стройку. Был он юрким, общительным и веселым. Приходил к Кирсановым знакомиться. Дед, которого страшно нервировал строительный шум с соседского участка, не смолкавший даже и ночью, принял Одинцова холодно.
Зато когда деда не стало (а на соседском участке вырос хай-тековский особняк с окнами в пол, нелепый с точки зрения архитектуры, зато с зимним садом и бассейном), Одинцовы и Кирсановы подружились. Особенно в дружбе преуспел Павел Петрович, у которого с новым хозяином сразу нашлись деловые интересы. Однажды он даже отдыхал на одинцовской яхте, барражировавшей в Средиземном море.
В нулевые годы Одинцов занялся строительным бизнесом. Одним из его проектов было строительство многоэтажного жилого квартала близ деревеньки Матвеевки все на том же престижном Рублево-Успенском направлении. Он даже ходил по этому поводу консультироваться у властительного соседа, Павла Петровича, и тот заверил его, что никаких проблем не будет.