Грехи отцов наших и другие рассказы

Джеймс Кори Грехи отцов наших и другие рассказы

Боги риска

– Какого рода проблемы? – спросил Хатч. У него, уроженца поселения близ долины Маринера, почему-то не было вольного тягучего выговора этих краев Марса. Голос Хатча шуршал, как плохо настроенная рация.

– Да не такие уж, – поспешно вступилась за него Лили. – Правда же, Дэвид, ничего такого? Даже и не проблемы, в общем то. Просто неудобство.

– Неудобство, – эхом повторил Дэвид.

Повисла неуютная пауза. Дэвид теребил пальцы, вытягивал по одному, пока не хрустнут суставы, потом переходил к следующему. Он был на полголовы выше Хатча, но не мог поднять взгляд выше груди худощавого мужчины. Дэвиду через два месяца должно было исполниться шестнадцать, а чувствовал он себя не старше шести. Хатч всегда устраивал встречи в маленьких комнатах, подальше от главных тоннелей и коридоров. Вот эта с первого поколения поселенцев служила чуланом. Стены из гладкого марсианского камня когда-то покрыли изолирующей керамикой, сейчас она уже вспузырилась и посерела от времени. Освещением служил фонарь, как на стройке, – пылающую белизну светодиодной лампочки смягчал и румянил наброшенный на него шелковый, раскрашенный под кашемир платок Лили. Сидели на остывших в холодном воздухе металлических ящиках. Хатч почесал шрам на запястье.

– Не держи в себе, Крошка, – сказал Хатч. Это была их старая шутка – семья Дэвида до Марса была полинезийской, и генетика в сочетании с третью земной гравитации подарили ему два метра роста и некоторую пухлость. – Выкладывай. Что, пропала партия?

– Нет, что ты. С партией все нормально. Просто к нам приехала пожить моя тетя Бобби. Она теперь все время там. Все время. Приду домой – а там она.

Хатч нахмурился, склонил голову набок. Лили обняла его, прижалась потеснее. Хатч повел плечом, но отстранять ее не стал.

– Она знает, что ты стряпаешь?

– Ничего она не знает, – ответил Дэвид. – Просто целыми днями тягает гантели и смотрит видео.

– Тягает гантели? – переспросил Хатч.

Тень улыбки в его голосе сразу помогла Дэвиду расслабиться. Он решился заглянуть в глаза цвета крепкого чая.

– Она служила в десанте.

– Служила?

– Там что-то такое случилось. Вроде как она ушла в отставку.

– Значит, уже не десантница. А теперь что она такое?

– Просто охрененная неприятность, – сказал Дэвид, не без удовольствия позволяя себе грязное словечко. В доме Драперов допускались, самое большее, «черт» и «проклятый». За «охрененную» ему бы устроили жуткий скандал. А о других выражениях он и подумать не смел. – С этой партией все нормально. Но со следующей будет труднее. Мне теперь дома готовить невозможно.

Хатч, откинувшись назад, наполнил комнатушку смехом. Лили расслабилась, и морщинки беспокойства на ее гладкой, как яичная скорлупа, коже пропали.

– Ну, ты даешь, – выговорил Хатч. – Я уж думал, правда проблемы. Думал, придется сказать людям, что лишился лучшего повара.

Дэвид подобрал свой рюкзак, порылся в нем, вытащил побрякивающий пластиковый флакон. Хатч, содрав крышку, высыпал себе на ладонь четыре или пять розовых таблеточек и одну передал Лили. Та забросила таблетку в рот, как карамельку. 2,5-диметокси-4-N-пропилтиофениламин представлял собой антагонист серотониновых рецепторов, разлагавшийся в числе прочего на окислитель моноамина, 2,5-десметокисин. Ингибитор. В ближайшие полчаса эйфория будет разгибать суставы Лили и поднимать ей настроение. Галлюцинации придут только через час, а может, и полтора, зато их хватит на всю ночь. Она постучала таблеткой по зубам, погоняла ее языком, ухмыльнулась Дэвиду. Тот, почувствовав приближение эрекции, отвел взгляд.

– Ты хорошо поработал, Крошка, – сказал Хатч, доставая ручной терминал. Тихий гудок сообщил о переводе. На секретный счет Дэвида поступило еще немного денег – хотя он этим не ради денег занимался. – А теперь насчет тетушки. Как она повлияет на твое расписание?

– Ну, учебной лабораторией я по-прежнему могу пользоваться, – объяснил Дэвид. – Могу записаться на больше часов. Старшим первая очередь, так что слишком сложно не будет. Просто…

– Э, нет, – перебил Хатч, – лучше не рисковать. Говори-ка, сколько тебе потребуется времени на следующую партию; в смысле как уложишься?

– Думаю, самое малое – две недели, – сказал Дэвид.

– Они твои, – махнул отмеченной шрамом рукой Хатч. – Нам с тобой еще работать и работать. Не стоит жадничать.

– Ага.

Худой мужчина поднялся. Дэвид никак не мог решить, сколько Хатчу лет. Старше него и Лили, моложе родителей Дэвида. В этот просвет укладывались бесконечные варианты. Хатч накинул свой пыльно-красный плащ и достал из кармана коричневый вязаный колпачок, встряхнул, как хлыстом щелкнул, и натянул на белесые волосы. Лили встала одновременно с ним, но Хатч, взяв девушку за голое плечо, развернул ее к Дэвиду.

– Ты не проводишь мою девочку в мир живых, Крошка? У меня еще дела.

– Ладно, – согласился Дэвид.