Грехи отцов

– И я… – Слова Егора заглушили финальные аккорды вальса, а Орехов-старший даже глаза прикрыл, странно взмахнул руками, точно собирался зааплодировать. И вдруг повалился наземь, падал неловко, боком, рухнул шумно, грузно, Влад оторопел, кинулся к отцу. Отголоски вальса еще кружились над площадью, Катька посылала всем воздушные поцелуи, Лагутин деликатно держал ее под локоток, а Орехов вдруг странно выгнулся над асфальтом, повернулся, и Егор увидел кровь. Темная медленная струйка лилась, показалось, из правого глаза, но нет – дыра находилась точно под ним, на одной линии со зрачком. А над виском еще одна, наискосок от первой, седые волосы Орехова потемнели. Он смотрел Егору в глаза, скалил зубы и вдруг шумно выдохнул, изо рта у него плеснуло кровью.

Влад, как сомнамбула, шагнул к отцу, рядом громоздились ребята в спортивках, таращились то на умиравшего хозяина, то друг на друга. Егора рванули за локти, швырнули назад, отец едва успел подхватить его.

– С дороги! – Павлов подлетел к Орехову, нагнулся, приподнял ему голову и шарахнулся назад.

– Снайпер! – разобрал Егор. – Валим, быстро! Валим, кому говорю!

Тут стало очень тихо и пусто, как недавно в центре площади, люди пятились, сшибая друг друга, но никто не орал, не визжал, все торопились поскорее убраться прочь. Все, кроме Влада – он стоял на коленях рядом с отцом, наклонился над ним, потом заозирался по сторонам. Охранники шарахались из стороны в сторону, глядели то вверх, на крышу и балконы дома напротив, то кидались к убитому. Влад увидел Егора, крикнул что-то, и тот не выдержал, рванулся туда.

– Стоять, – Павлов был начеку, толкнул Егора в грудь, – куда собрался? Жить надоело? Это ж спец стрелял, с первого же выстрела насмерть! Ты рядом лечь хочешь?

Он не говорил – рычал сквозь зубы, наступал на Егора, оттеснял к подкатившим машинам, в одной Егор заметил мать, но машина быстро умчалась. Отец торопился обратно, летел, обгоняя охрану, и Егор врезал Павлову ногой по голени, да так, что тот охнул и пошатнулся, обошел отцовского зама по дуге и едва не заорал от боли. Павлов успел перехватить его, вывернул Егору руку в болевом приеме и швырнул в объятия отца.

– Щенок, – сквозь туман разобрал Егор, – смотри-ка, научился. Пошел в машину, быстро!

И как того щенка, его поволокли за шкирку, швырнули на заднее сиденье «крузака», рядом сел охранник с расстегнутой поясной кобурой, пистолет со снятым предохранителем он держал в руке. Егор сунулся к окну, врезал локтем сунувшемуся перехватить его «сотруднику» под ребра, и тут машина рванула с места, пролетела краем площади. Егор только и успел увидеть растерянную Катьку, стоявшую на крыльце ДК, и Влада на совершенно пустой площади – он сидел рядом с телом отца и беспомощно оглядывался по сторонам, точно ждал помощи, но рядом никого не было.

Егор плохо помнил те мутные дни, только разъедало душу, как соль рану, постоянное чувство близкой развязки. День ли, ночь на дворе – а все казалось, что темно и душно, что пыль забивает глотку и легкие, что мрак липнет к телу, как паутина. Из квартиры его не выпускали, отец почти не появлялся, в доме было полно чужих людей, они сидели в коридоре и кухне, подходили к окнам, отодвигали шторы и смотрели вниз. Там стояли машины, перегораживая дорожку к подъезду, соседи обходили их боком и после переговоров с «сотрудниками» бегом бежали в свои квартиры. Говорили все вполголоса, ходили тихо, и Егор никак не мог отделаться от мысли, что в доме покойник.

А с последнего звонка прошло уже четыре дня, Орехова-старшего похоронили, как шепталась охрана, в закрытом гробу, чтобы не пугать вдову. О Владе не говорили ничего, а спрашивать Егор не решался, поэтому просто ждал, когда все закончится. И накануне первого летнего дня похудевший, осунувшийся отец сказал Егору:

– Завтра Павлов отвезет тебя в школу. Напишешь сочинение – и сразу домой. Ни с кем не болтай, сядь один, если получится. Или черт с ним, с сочинением?

И сам понимал, что не прокатит – выпускные экзамены отложить не получится, если только на второй год остаться, как Дима Капустин. Мысль обоим пришла синхронно, отец вздохнул и скомандовал:

– Готовься и делай все, как я сказал. Подъедешь позже, опоздаешь на пару минут – это нестрашно.

Егор вошел в кабинет после того, как вскрыли конверты с темами, и тот самый литератор, что галантно кружил Катьку в вальсе, красивым учительским почерком выводил их на доске. Но все, кто был в классе, глазели на Егора – как он закрывает за собой дверь, как идет по классу к последней пустой парте, оборачивались, перешептывались. Странно, но Егор не волновался, ни злости, ни неловкости какой не испытывал. Поймал сочувствующий Катькин взгляд, сел на место, достал ручку, придвинул листки, уставился на них. И еще раз исподлобья оглядел класс – Влада не было. «Не видать ему медали», – мелькнуло в голове, и тут Егор испытал что-то близкое к досаде. Столько лет учился на «отлично» – и вот так, в последний момент отказаться от награды…