Грехи наших отцов

– Та, с которой я был последний раз, назвалась Марией. Virgin Mary, easy to remember[33]… Честно говоря, не думаю, что они называли нам свои настоящие имена. И не стоит особенно верить тому, что они там про себя рассказывают. Про то, как пашут не покладая рук, и про детей дома, которых надо кормить. Клиенту приятно осознавать, что он кому-то помогает, что его деньги идут на детей, а не наркотики и тому подобную гадость. Поэтому некоторые и слушают проституток развесив уши. Но я не настолько легковерен, и за это они меня уважают. Вообще, я у них любимый клиент… молодой, не какой-нибудь там дряхлый пень…

Свен-Эрик кашлянул, как будто Симон на что-то намекал. Вслух же спросил:

– Когда они приезжали сюда последний раз?

Симон пожал плечами.

– С месяц тому назад, думаю. Это было в первый четверг апреля, но они приехали, потому что…

Свен-Эрик открыл календарь в телефоне. Первый четверг апреля – получается, седьмое число.

– Ты сказал, что вы им звонили. Номер сохранился?

– Ответ «нет». Ко мне постучали, сказали, что девушки собираются приехать. Спросили, не нужно ли чего… ну там секс, наркотики… Их водители принимают и такие заказы… Вот как это обычно работает.

– И кто тебе об этом сообщает?

– Этого я вам не скажу. Могут возникнуть большие проблемы, если вы меня понимаете.

– Понимаю, – кивнул Свен-Эрик и достал из кармана фотографии.

Симон взглянул и тут же отвернулся.

– Что за черт…

– Это они?

– Да, похоже… Там же ничего не видно… Лицо…

– Думаю, никто из вас, кто покупал их услуги здесь, не желал девушкам ничего плохого. – Свен-Эрик сунул фотографии обратно в карман. – Поэтому, если вдруг вспомнишь что-нибудь, что может помочь полиции… ну кто они такие или откуда… или разузнаешь что-нибудь о тех русских…

Свен-Эрик протянул Симону бумажку с написанным от руки своим именем и телефонным номером.

– Позвони, и я покажу тебе Кируну. Должен же ты увидеть этот город, прежде чем он провалится сквозь землю.

* * *

Пастором оказалась женщина с короткой стрижкой, татуировками на предплечьях и колечком в брови. Рагнхильд и Бёрье потребовалось время осознать, что перед ними пастор, а не конфирмант.

– Я привыкла, – рассмеялась женщина. – Выгляжу как двенадцатилетний подросток в бегах. Гены. Маме до сих пор не дают больше двадцати пяти.

Она завела гостей за угол, где с торца церкви был вход в помещение воскресной школы. Интерьер – несколько стульев вокруг стола с детской Библией и свечой. Пастор зажгла свечу и пригласила садиться.

– Так будет уютнее… Вы можете начинать рассказывать о тех, кого собираетесь похоронить.

О Раймо Коскеле, пропавшем и найденном пятьдесят четыре года спустя, пастор, конечно, уже знала из выпусков новостей. Тем не менее внимательно выслушала историю Бёрье.

– Вы были близки? – спросила она.

– Смотря как это понимать, – ответил тот. – Я не так часто с ним виделся. Рос при матери. Но это папа первый научил меня боксировать, и я продолжил этим заниматься, после того как его не стало. Татуировки у меня в точности как были у него… какими я их запомнил, по крайней мере.

Бёрье закатал рукава и показал. Якорь на одной руке, роза ветров на другой.

– Вижу, он много для вас значит. – Кивнув, пастор тоже закатала рукава, чтобы ее татуировки было лучше видно: на одной руке крест, на другой – стих из Библии.

– Почти как ваши. – Она улыбнулась. – Якорь – это ведь тоже закамуфлированный крест. Отсюда его поперечная перекладина.

– А роза ветров – это о том, что нужно отыскать дорогу домой, – добавил Бёрье.

Пастор ободряюще улыбнулась Рагнхильд, но он продолжал:

– Трудно привыкнуть, что сейчас даже у пасторов могут быть татуировки. Во времена отца они были у проституток, бандитов, моряков и наркоманов – что-то вроде опознавательных знаков.

Слушая рассказы Бёрье о детстве, Рагнхильд боролась с собой. «Как оно просто у мужчин, – думала она. – Достаточно изредка заходить в гости, и ребенок будет считать тебя отцом. А ведь все остальное время рядом с ним была мать. Это она его вырастила, она заботилась и о крыше над головой, и о хлебе насущном».

Рагнхильд вдруг пришло в голову, что пастор – феминистка. Разве сегодня это протестное движение? Она так мило улыбается. Сравнивает татуировки. Увлеченно слушает совершенно мужскую историю в изложении мужчины.

Теперь очередь Рагнхильд.

– Можете рассказать о своем брате?

Но у нее нет слов на эту тему. Ни одного. Как будто случился обвал в горах, и дорогу перед ней завалило обломками скалы.

Взгляд Рагнхильд упал на панно с войлочными декорациями и фигурками из картона – лодка и кит.

– Это Иона в чреве кита? – спросила она. – Детям не кажется странной эта сказка?

Рагнхильд сомкнула пальцы в замок, чтобы не дрожали руки. Теперь обломки скалы завалили не только дорогу впереди, но и пути к отступлению.

– Да, это Иона. – Пастор кивнула. – Мы с детьми тоже следуем церковному календарю. И я все еще считаю, что сказки – самые правдивые истории.

– Я не помню, – сказал Бёрье. – О чем Книга Ионы?