Грехи наших отцов

Теперь они изо всех сил стараются держаться левой стороны, чтобы попасть в нужную стремнину. Со всех сторон мечутся белые водяные искры. Справа – встречная волна, получившая название по имени туриста, который в этом самом месте встал в полный рост, чтобы ее сфотографировать.

Опасное место. Эту воронку они должны проскочить, чтобы попасть в «узкие ворота». Рагнхильд рассказывала Бёрье об одном своем знакомом рафтере, которого засосала вот такая воронка. Спасательный жилет не смог противостоять силе, утянувшей тело на дно. Отец рафтера десять дней просидел на берегу, пока тело наконец не вытолкнуло на поверхность.

Рагнхильд и Бёрье на волосок от смерти. Страх как железный обруч под ребрами. В последний момент, когда проходят воронку, Рагнхильд поднимает весла, чтобы не сломать правое о ветку, и они что есть силы вцепляются в борта.

Нос приподнимает, лодка встает на дыбы. Они перебрасывают багаж в переднюю часть, чтобы составить противовес. Бёрье успевает представить себе, как их вышвыривает за борт, лодка переворачивается, накрывая их и они под ней застревают. Встречные волны брызжут белой пеной, которая со всех сторон заливает лодку.

А потом это вальсирование заканчивается, и Рагнхильд кричит: «Päälle vain!»[95] – перекрывая рев реки. Слаломным курсом они лавируют между валунов, грозящих разорвать лодку на куски. Все проходит быстро, река успокаивается. Пороги остаются позади.

Перед Рагнхильд и Бёрье расстилается широкий, ровный плес. Бёрье оглядывается. Он знал, что пороги двухкилометровой длины. Разве можно миновать их за несколько секунд?

Он смотрит на Рагнхильд – насквозь промокшую капитаншу у руля, и оба громко смеются. Пусть лодка дрейфует как ей вздумается. Руки и ноги дрожат от усталости. У Бёрье едва хватает сил утереть пот со лба. Рагнхильд показывает на избушку любителей спиннинговой ловли с южной стороны. А Бёрье удивляется ощущениям в теле, когда сердце снова входит в нормальный ритм. Тишина и счастье – почти как после боя.

Он не привык слишком много думать. При этом, конечно, размышлял о том, какой была бы его жизнь, если бы он вернулся в Соединенные Штаты и продолжил заниматься боксом. Сколько жизней остались непрожитыми из-за того, что в какой-то момент Бёрье выбрал другое? И вот теперь они с Рагнхильд плывут к ее острову…

* * *

Ее взгляд скользит по берегу реки, широкому, серебристо-зеленому у самой воды, с блестящими на солнце желтыми цветками калужницы. С северной стороны смешанный лес. Влажные по подолу тускло-зеленые юбки елей. Мощные сосны и их тайный подземный союз с грибным царством.

Они минуют межу на границе возделываемой земли. Скоро Пиртилахти, и там они высадятся на берег. Разведут костер, переоденутся в сухое. Через два дня будут на острове. Этим летом Рагнхильд с помощью Бёрье должна починить крышу. Бёрье уже заверил ее, что в хозяйстве он человек нужный. Рагнхильд с ухмылкой ответила, что в этом ей вскоре предстоит убедиться, но кое на что он уже сгодился, это так.

Снежный мост растаял, но всегда остается возможность опробовать этот вариант где-нибудь в другом месте. «Смогу ли я так жить? – спрашивает себя Рагнхильд. – Грести из последних сил в белой пене и отпускать Виллу гулять по острову. Много работать, восстанавливать хозяйство. Стоит попробовать, во всяком случае…»

Бёрье достает телефон, тщательно обмотанный полиэтиленовыми пакетами для заморозки. Делает снимки, отправляет Ниркину-Юсси и Сису-Сикке. «И дочери», – догадывается Рагнхильд.

Где-то в другом мире Паула живет своей жизнью с мужем и детьми, которых Рагнхильд не знает. Она представляет Паулу, как та готовит обед, оплачивает счета, подбирает с пола игрушки. Эта утрата как бездонная черная трясина в ее сердце. Рагнхильд до сих пор не знает, сможет когда-нибудь смириться с этим «никогда».

Скоро в лесу зацветет пряный восковик, а там и нежные колокольчики линнеи – как шепот во мху. Поспеет черника, и Рагнхильд будет рвать ее и прямо с куста запихивать в рот. Все это предстоит ей по крайней мере еще раз.

Она тоскует по запаху смолы от нагретых солнцем старых сосен на острове. Они были худенькими девчонками, когда королева Кристина отреклась от престола[96]. Рагнхильд должна встретиться с ними хотя бы еще раз.

Она выстирает мамины тряпичные коврики – те, по крайней мере, которые еще можно спасти, – и будет тереть их на причальном мостике, пока не задымится спина.

Потом на реку ляжет тонкий, как стекло, первый лед. Выпадет снег, но под ним, в глубине, река еще будет течь.

«Дальше посмотрим», – думает Рагнхильд и улыбается Бёрье. С ним тоже пока не все ясно. Их отношения всё еще на стадии первой влюбленности. Чем она обернется, когда ее сменят серые будни, и выбросы дофамина, норадреналина и серотонина в кровь станут не столь бурными и более редкими?

Поживем – увидим.

Бёрье улыбается – беззаботный, подставив лицо солнцу. Рагнхильд улыбается в ответ.

– Хочешь кофе и бутерброд? – спрашивает она.

Послесловие