Грехи империи (ЛП)

Он закатил глаза.

– Почему нет?

– Потому что ты не можешь быть всем, Микель. Ты должны сделать выбор.

Микель проигнорировал удивлённо поднятые брови одного из продавцов и приказал себе заткнуться, а затем зашёл в магазин и огляделся в поисках более дорогих книг в кожаных переплётах в глубине магазина. Взял несколько наугад и пролистал, вспоминая времена, когда читал почти так же много, как мать, а затем выбрал три книги с завлекательными названиями и поднял руку, подзывая продавца.

– Чем могу помочь, сэр?

– Я возьму эти, – сказал Микель.

– Спасибо, сэр. Оплата за наш счёт.

Микель несколько секунд удивлённо моргал, но потом сообразил, что на нём форма черношляпников. Хотя цепочку с серебряной розой он прятал под одеждой, было нетрудно догадаться, кто он. Микель достал из кармана пачку кран.

– Я не против заплатить.

– Всё в порядке, сэр, – сказал продавец. – Спасибо, что выбираете нас.

Микель редко задумывался над привилегиями, которые давала его работа. Лучшие из них – бесплатные товары, и тут он не упускал удобного случая. Но покупать для матери книги за счёт славы черношляпников... это было как-то неуместно.

– Легка на помине, – пробормотал он себе под нос, глядя в окно на тротуар, где на столике расставили коробки с дешёвыми романами.

Знакомая фигура уже просматривала подборку, хотя магазин открылся всего несколько минут назад. Вздохнув, Микель инстинктивно огляделся в поисках чёрного хода и опять повернулся к продавцу.

– Не могли бы вы завернуть их для меня? Кроме того, я хотел бы заплатить за всё, что захочет купить та женщина.

Он сунул продавцу банкноту в десять кран, прежде чем тот успел возразить, и вышел на улицу.

Его мать задумчиво перелистывала дешёвые романы, напевая себе под нос и пританцовывая в такт.

– Доброе утро, мама.

Она подскочила и с удивлением повернулась к нему.

– Микель! Что ты здесь делаешь?

Он изобразил свою самую очаровательную улыбку.

– Просто зашёл подобрать что-нибудь для мамы. Собирался по пути на работу занести тебе немного еды.

Пока он говорил, на лице матери сменялись эмоции. За считанные секунды она сначала удивилась, потом обрадовалась, и наконец на её лице отразились разочарование и гнев. К тому времени, как он произнёс слово «работа», вид у неё был совершенно разъярённой.

Она схватила его под руку и потащила за угол книжного магазина в ближайший переулок. Повернувшись к нему, сунула палец ему под нос.

– Что ты себе позволяешь, Микель?

У него упало сердце. Приготовившись к худшему, он пробормотал себе под нос:

– Не стоило хлопотать.

– Что ты имеешь в виду? Говори громче, малыш!

Она сердито уставилась на его форму, оглядывая с ног до головы. С таким отвращением матери смотрят на своих детей, обнаружив их голыми на улице.

– В этой униформе? Разгуливаешь по моему району? Что подумают соседи? Что подумают владельцы книжных магазинов? Меня здесь уважают и любят!

– Я даже не заметил, во что одет. – Микель примирительно развёл руками, надеясь, что крик не привлечёт внимания. Только этого ему сегодня не хватало.

Хмыкнув, мать отвернулась к стене и, кипя от негодования, искоса поглядывала на Микеля.

– Послушай, – сказал он, – мне очень жаль. Я знаю, тебе не нравится то, чем я зарабатываю на жизнь. Я стараюсь не усложнять тебе жизнь. Но я просто хотел сделать что-то приятное.

– Не нравится то, чем ты?.. – прошипела она. – Дело не в том, что мне это не нравится, Микель. А в том, что ты черношляпник! Мой папа – твой дедушка[3]– был чистокровным пало. Твой отец погиб, сражаясь с кезанцами за нашу свободу. Что бы они подумали, увидев тебя в таком наряде? Ты не понимаешь, кем стал, Микель? Ты же бандит! Каждый день твоей работы на Линдет – это ещё один день, когда ты втаптываешь в грязь своё происхождение.

– Погоди. – Микель чувствовал, что тоже начинает закипать. – Это уже слишком. Я не бандит. Я никого не бью. Я обучаю, работаю посредником. Меня уважают за то, что я делаю.

– Это не уважение, если оно основано на страхе.

– Я о людях, с которыми работаю.

– А я говорю о людях, которых вы, черношляпники, топчете в пыли. Я же не дура. Я читаю газеты и слушаю сплетни. Даже Линдет не может пресечь все новости в этом городе. Знаешь ли ты, что всего через две улицы от моего дома черношляпники убили девушку за то, что она раздавала листовки? Листовки, Микель!

Микель оглянулся через плечо.

– Пожалуйста, мама, говори тише.

– Или что? Бросишь меня в застенки «Шляпного магазинчика»? Собственную мать? Я считаю Линдет настоящей стервой, и мне всё равно, кто это услышит. Она тиран, а вы, черношляпники, её громилы, а я не хочу, чтобы мой сын был связан с ними. Это что, слишком?

Она говорила всё громче, пока Микель не уверился, что её слышно на всю улицу.

– Я не... это не... мама, всё гораздо сложнее.

Мать сделала несколько глубоких вдохов, её челюсть дрожала. Он уже много лет не видел её такой взвинченной и решил, что это из-за убийства той девушки. Возможно, в мире Микеля это обычное дело, но его мать потрясло до глубины души.