Он водил ее в трапезную пить чай, там было грязновато и пахло чем-то таким, от чего Наташу стало мутить. Ходили и за церковную ограду – пройтись, отец Яков оказался уже без подрясника, как Наташа поняла, чтобы покурить, в движениях он был очень неловкий, как маленький мальчик.
Они много говорили о музыке, и она не заметила, как наступил вечер. Он спрашивал про то, чем чакона отличается от пассакалии, про то, любит ли она Барто-ка, захотел, чтобы Наташа выучила его сонату для скрипки соло – очень трудную, она когда-то ее разбирала, – а потом попросил совсем невероятную вещь – ноты каких-то хоров Хиндемита, она и не слышала про такие. Уговаривал Наташу побыть на всенощной, но она не осталась.
Псалтырь почитать не вышло. Русский текст оказался и малопоэтичным, и непонятным.
Как читать Библию, она не знала. Отец Яков – Наташа еще раз ненадолго зашла к нему – рассказал про
– До тайного смысла нам вряд ли дойти, но перескакивать этапы нельзя. Прежде надо понять значение каждого слова, потом – обстановку, в которой это слово сказано, а потом задуматься, почему оно сказано именно тебе. Понятно, нет?
– Да, – сказала Наташа. – Так меня Женя учил слушать Баха. Что я могу для него сделать?
Отец Яков только вздохнул. Порекомендовал Книгу Иова:
– Больше, чем Иов, претензий к Богу высказать нельзя. Главный духовный вопрос не в том, есть Бог или нет, а в том, говорим ли мы «да» или «нет» творению и Творцу.
Про «да» и «нет» Наташа поняла. Она решила взяться за Библию почти с начала – с истории Иакова и его сыновей: они с Женей читали Томаса Манна, и им нравилось.
Наташа читала и читала, про Иакова и Рахиль, и про Лию, и про их детей, про изнасилованную Дину и бесчинства старших сыновей, и про Иосифа, и про фараона.
Наташа отложила книгу, подумала и поняла, что надо сделать для Жени.
Наташин деверь Валя – на два года младше Жени – принадлежал к разновидности слабых мужчин, которые хотят казаться сильными. Валя был довольно высокого роста, кудрявый, выше Жени почти на голову, с годами они становились все меньше похожи на братьев. Зачем-то Валя отращивал усы. Наташа с Женей так и не разобрались, кем он работает, Валя обижался, но понятно объяснить не мог. Проектирование, программирование – что-то такое, частые командировки. Когда Женя спрашивал Валю о работе, тот злился, кричал, что брат не интересуется его жизнью, задает вопросы из вежливости, все такое. Валя любил пиво, а из музыки, по его выражению, предпочитал «авторскую песню», презрения к которой ни Наташа, ни Женя скрыть не умели. Перед последним концертом Женя спросил, может ли Валя набрать и распечатать программки, тот обиделся – я же не сомневаюсь, что ты обучен нотной грамоте! – но, кстати сказать, программок не сделал.
В командировках Валя утешался проститутками – как-то Наташа подслушала их с Женей разговор. Валя рассказывал, как ездил в Челябинск и как ему в номер звонили барышни: «С девушкой отдохнуть не желаете?» – и оказалось, вовсе они не проститутки, а студентки мединститута, шестьсот рублей за час, – но Женя его перебил – стыдно слушать. «С кем мне делиться, как не с тобой?» – удивился Валя.
На смерть брата он отозвался всем существом: ходил по округе, приставал к компаниям подростков, узнавал, кто у них в Мытищах продает наркотики, ездил к следователю, добивался, чтобы его, Валю, тоже признали потерпевшим. Но Валя был сентиментален, надолго его не хватило. Самое печальное: Женя погиб как будто по их с Ингой вине – предстояло записать публичное пение Владика под гитару, понадобилась же камера именно тогда! Они, кстати, ждали большего сочувствия со стороны Жениных друзей – его могли убить у любого подъезда.