Грех во спасение

Медвежонок одним махом освободился от куртки и, шумно отфыркиваясь, поплыл к берегу. Митя с трудом выбрался на песок, вылил воду из сапог, снял брюки и рубашку, тщательно отжал их. Свежий ветерок приятно холодил тело. Он разложил одежду на теплых еще камнях, давая ей просохнуть. Оставаться на ночь в мокрой одежде, не имея возможности обогреться, – удовольствие небольшое.

Он пристально вгляделся в противоположный берег, который круто спадал в воду. Наводнение жестоко обошлось с растущими по его краю кедрами, подмыло их корни, и теперь огромные деревья зависли над потоком, угрожая каждую секунду рухнуть в бушующую внизу пучину. Судя по всему, глубина под берегом – приличная. И насколько хватает глаз, не видно ни выступающего над водой камня, ни застрявших на отмелях коряг – повсюду лишь темная, крутящая воронки, вздымающая грозные валы, захлебывающаяся пеной и ко всему равнодушная вода.

Что-то холодное и влажное ткнулось в его руку. Дмитрий оглянулся и впервые за все это время улыбнулся. Спасенный им медвежонок, присев на тощий задок и жалобно поскуливая, тянулся к нему носом, стараясь обнюхать впервые увиденного им человека.

Дмитрий потрепал его по загривку, и зверек, осмелев, приблизился к нему вплотную, а затем и вовсе попытался забраться к нему на колени. Но когти у него были не по-младенчески острыми, и Дмитрий отпихнул его от себя. Мишка недовольно рявкнул и поплелся по берегу к лесу, начинавшемуся за неширокой полоской ивняка. Иногда он останавливался, оглядывался на человека и недовольно ворчал, словно укорял его за недостаточно вежливое обращение.

Митя печально усмехнулся, вспомнив встречу на узкой тропе с медведицей и ее детенышем. Совсем недавно это было, и чуть больше времени прошло с тех пор, как он вновь стал свободным человеком. Но каких горьких, безвозвратных потерь ему это стоило! Погиб Цэден, исчезли в пороге Васена и Антон... Он ткнулся головой в песок, с размаху впечатал кулак в его влажные глубины и застонал от отчаяния. Безжалостный поток навсегда унес его несостоявшуюся любовь, его надежду на счастье. Зачем теперь ему эта свобода, зачем нужна жизнь, если за них заплачено слишком дорого, ценой невосполнимых утрат, возместить которые невозможно даже собственной жизнью? Дмитрий перевернулся на спину, взгляд его устремился в высокое, постепенно темнеющее небо, на котором вспыхнули первые звезды. Еще вчера Маша смотрела и на это небо, и на эти звезды. Радовалась, что так успешно все складывается: удачно ускользнули от погони и вышли к Аргуни. А вечером смеялась вместе с Васеной над неуклюжим балаганом, который девушки соорудили для ночлега. Несколько раз он ловил на себе Машин взгляд, немного лукавый, немного смущенный. И сердце его замирало от счастья. Без всяких сомнений, она думала о нем. И одно только предположение, какие мысли бродят в ее хорошенькой головке, заставляло бешено колотиться его сердце. И он специально устроил себе постель около костра, чтобы не искушать свое воображение, но, как ни старался, так и не сумел избавиться от видений юного прекрасного тела, которые заполонили его разум и не позволяли заснуть. А сегодня он не может найти тело своей любимой и предать его земле. И единственное, на что он пока способен, – молиться за упокой ее души и о том, чтобы господь скорее послал ему смерть и там, на небесах, их души могли наконец соединиться.

Он чувствовал, что слезы текут по его щекам, но даже не пытался вытереть их.

И как ни были горьки эти слезы, они очищали его душу, делали его мысли светлее, а чувства возвышеннее. И он понял вдруг, что не уйдет с этого берега, пока не найдет Машу. Живую или мертвую, но он будет искать ее и день, и два, и три, пока ноги в состоянии держать его, пока бьется его сердце, пока работает его мозг...

Дмитрий с трудом встал и опять отправился вдоль берега, едва передвигая ноги, с неимоверным усилием преодолевая боль, раскалывающую череп и грозящую свести его с ума. Механически он переходил от одного камня к другому, от одной кучи наносника к следующей, еще более высокой. Уже и месяц появился на небе, озарив все вокруг мертвенным светом, а он брел и брел вдоль берега, постепенно теряя остатки надежды на счастливое завершение своих поисков.

Он отрешенно смотрел себе под ноги и не сразу заметил, что берега понизились, разбежались, а водный поток разлился широко, привольно. Пороги перешли в спокойный слив, и река словно присмирела, умерила свой пыл и неукротимое стремление к разрушению.

Дмитрий медленно опустился на песок. Он прошел по берегу в одну и в другую сторону не менее пяти верст, но так ничего и не обнаружил. Ночной сумрак затруднял поиски, но он решил добраться до следующего переката и уже там подыскать себе место, где можно переждать самое темное время суток.