Грех во спасение

За спиной Лукерьи виднелась высокая, без сомнения, мужская фигура в темном мокром плаще. Человек откинул с головы капюшон. Маша сквозь сумрак, затопивший избу, вгляделась в его лицо и, тихо ахнув от изумления, отступила на шаг назад. Перед ней стоял не кто иной, как его сиятельство граф Лобанов собственной персоной.

Граф должным образом оценил ее удивление, усмехнулся с очевидным ехидством, но тут же его лицо вновь приняло серьезное выражение. Он снял с себя плащ, бросил его на руки Лукерье и шагнул навстречу Маше. Склонив голову в легком поклоне, Лобанов приложился губами к ее руке. Маша, оцепенев от неожиданности, молча проследила, как граф опять отступил от нее на шаг и вновь поклонился:

– С великой радостью приветствую вас, Мария Александровна, в этой богом забытой глухомани. – Лобанов обвел глазами избу, остановился взглядом на ее лице, потом повел им вниз, охватывая всю ее фигуру разом, и тут же вернулся к Машиному лицу. Тонкие губы графа скривила едва заметная улыбка, и он произнес почти игриво: – Для жены ссыльнокаторжного вы, ma ch?re, смотритесь очень и очень неплохо и, бесспорно, весьма очаровательно и соблазнительно!

Удивительно, но эти слова привели Машу в чувство. Она смело взглянула в насмешливые глаза неожиданного визитера и холодно улыбнулась:

– Никак не думала, ваше сиятельство, что вы снизойдете до общения с женой ссыльнокаторжного. Признаюсь, ваш приезд был для меня полной неожиданностью. Притом я очень удивлена тем, что вы пренебрегли дурной погодой и решились нанести визит женщине, лишенной каких-либо прав и несвободной так же, как и ее муж.

Граф скептически усмехнулся, опять окинул ее быстрым взглядом, прошел к окну, снял и бросил на стол перчатки и опустился на лавку, на которой перед этим сидела Маша. Заметив, что она продолжает стоять, приглашающим жестом показал на место рядом с собой.

Маша с язвительной усмешкой посмотрела на него:

– Простите, ваше сиятельство, но мне не дозволяется сидеть в вашем присутствии!

– Ради бога, Мария Александровна, я все понимаю, только не надо изображать из себя жертву! – устало молвил Лобанов. – Я в Терзе с самого утра и уже достаточно наслышан о вашей, так сказать, полной лишений жизни среди сибирских просторов. И о свадьбе уведомлен, и о ваших добрых взаимоотношениях с Мордвиновым...

– Константин Сергеевич ни в чем не отступает от правил, но он справедлив и милосерден! – перебила графа Маша.

– Да-да, вполне с вами согласен. – Лобанов задумчиво посмотрел на Машу. – Весьма справедлив и милосерден, особенно с такой красивой женщиной, как вы, Мария Александровна. – Он поднялся на ноги, несколько раз качнулся с пятки на носок. – Должен вам сказать, ma ch?re, вы действительно и против моих ожиданий выглядите сейчас несравнимо лучше, чем во время нашей последней встречи в Петербурге. Да, кстати, у меня к вам письмо от Гагариновых...

– Простите, ваше сиятельство, но я не имею права получать письма без ведома коменданта...

– Да бросьте, ch?re amie, дурить мне мозги. – Граф лениво усмехнулся. – Зная вашу настойчивость и изворотливость, склонен думать, что вам известно не менее дюжины способов, как обвести Мордвинова вокруг пальца. И дружба ваша с купцами Кузевановыми, полагаю, затеяна не только для того, чтобы исправно получать от них провизию и книги, которые вы заказали для своего дорогого Мити. – Он положил на стол конверт и припечатал его ладонью. – Получите письмо – и можете ничего не опасаться. Я как-никак лицо тоже официальное, да и чином выше, чем ваш Мордвинов.

Маша протянула руку к конверту, но Лобанов перехватил ее за запястье и с силой притянул к себе:

– Сколько бы вы, ma bonne, ни изображали из себя святую простоту, обмануть меня вам не удастся. – Двумя пальцами он приподнял ее подбородок. Губы его перестали кривиться в улыбке, а взгляд стал жестким и даже слегка презрительным. – Ваши хорошенькие глазки смотрят так по-детски невинно и кротко, что я поначалу даже усомнился, так ли уж верны слухи, которые упорно ходят в Петербурге вокруг вашего имени... – Лобанов внезапно отпустил ее руку и подтолкнул к лавке. – Садитесь, сударыня, и будьте добры выслушать меня внимательно.

Маша почувствовала, как внезапно заледенели ее руки и ноги, но, стараясь не показать, что напугана словами графа, послушно опустилась на скамью.

Лобанов несколько раз прошелся взад и вперед по кухне, потом оглянулся на притаившуюся за печью Лукерью и приказал:

– Зажги-ка, голуба, еще пару свечей да самовар, – он дотронулся ладонью до медного бока самовара, – приготовь, а то остыл совсем. – Лобанов окинул взглядом стол. – Я так полагаю, что помешал милым дамам отужинать?

– Вы правильно полагаете, – проговорила Маша сухо и кивнула Лукерье. Та мгновенно подхватила самовар и, согнувшись от тяжести, понесла его в сени, где принялась громко звать Цэдена. Через секунду просунула голову в приоткрытую дверь и недоуменно сказала:

– Исчез куда-то бурят!

Лобанов усмехнулся: