Грех бессмертия

И это движение в пыли, фигура, задрапированная в тень, медленно подходящая все ближе и ближе, беззвучно шагающая с ужасной, словно свернутой в пружину силой. Он хотел закричать, но не смог. Он хотел побежать, но не смог сделать и этого. И опять фигура, разводя в стороны пылевую завесу, пытается сквозь нее дотянуться своей рукой, подходит все ближе и ближе, ее пальцы тянутся к его горлу.

Сейчас Эван мог видеть только глаза на мрачном нависающем лице.

Глаза цвета электрической синевы, мощной, искрящейся, угрожающей разорвать его в клочья. Немигающие. Ниже глаз, губы разошлись в оскале ненависти, обнажая блестящие зубы.

Эван стонал, почувствовал, что крик разрывает его горло, словно коготь. Он пытался вырваться оттуда, Кэй рядом с ним теперь повторяла: «Боже, Боже милостивый, пожалуйста, не надо опять… нет, нет, не надо опять, нет, Эваннннннн…»

— Спокойно, — наконец выдохнул он, пытаясь обуздать свои нервы. Он почувствовал на своем теле влажный холодный пот. Он ощущал себя замершим и беззащитным. — Не волнуйся. Все в порядке. Правда. В порядке.

— Господи милостивый на небесах, — сказала Кэй, и именно тогда он осознал, что она отодвинулась от него.

Он заглянул в ее глаза, увидел, что они расширились от испуга, провел рукой по своему лицу и покачал головой. «Возвращайся ко сну».

Она молча смотрела на него, как на смертельно больного, с печалью и страхом.

— Я же сказал, спи, — повторил Эван, и его взгляд словно пронзил ее череп вплоть до мозга.

Она внутренне содрогнулась от этого выражения в его глазах. Она видела что-то похожее раньше, когда он проснулся и сказал, что будет несчастный случай и они могут покалечиться. У красного грузовика трейлера с надписью «АЛЛЕН ЛАЙНЗ» откажут тормоза, и его вынесет на середину дороги по направлению к ним. Но нет, этот взгляд был еще хуже, и поэтому напугал ее до самой глубины души. Он казался пустым и затравленным, освещенным внутренним огнем, казалось, он пытается заглушить тот ужасный озноб, который пронизывал его кости.

— Спи, — шепнул Эван.

Она начала говорить, но передумала и положила голову на подушку. В окно светила луна, и ей показалось в это мгновение, что луна… ухмыляется.

— Боже мой, — тихо сказал Эван. — Ох, Боже мой. — Он снова улегся, его сердце колотилось в груди, как кувалда. Нечего было ждать сна; в эту ночь он прошел мимо него, отбросив, как треснувший бесполезный контейнер. Он откинул в сторону простыни, пытаясь охладить пот, выступивший на лбу; Кэй рядом с ним пошевельнулась, но не дотронулась до него и не осмелилась заговорить.

Эти глаза жгли его мозг; прикрыв веки, он снова увидел их огненные сферы где-то в районе лба.

Теперь, после своего второго сна, он все понял. И устрашился ужасного знания.

Что-то в мирной деревеньке Вифаниин Грех подкрадывалось к нему.

Поступало все ближе.

И пока они лежали, как незнакомцы, полные страха, июнь превратился в июль.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ИЮЛЬ

12 Ночь на улице Кингз-Бридж-роуд

— Мы закрываемся, уважаемый, — сказала женщина с пучком волос, крашенных в белый цвет.

Нили Эймс уставился на нее из-за своих стаканов и кивнул, и она отвернулась, возвращаясь назад от его столика к бару. Свет отражался на янтарном стекле четырех пустых пивных бутылок, беспорядочно нагроможденных перед ним, еще одна, наполовину осушенная, стояла на полу, рядом с его стулом. Он смотрел, как женщина — как она сказала, ее зовут? Джинджер? возвращается за стойку и начинает считать деньги в кассовом аппарате. Он пробренчал несколько аккордов на лежащей у него на коленях обветшавшей двенадцатиструнной гиббсоновской гитаре. Джинджер, подняв глаза, одарила его мимолетным подобием улыбки и затем продолжила прерванные подсчеты. Вик, буфетчик, здоровенный детина с рыжеватой бородой, держа на фут перед собой шланг, мыл пивные кружки и подносы и слушал игру молодого человека.