Грех

Алеша появился возле магазина совершенно случайно, и я до сих пор ума не приложу, зачем мне его подсунули в этот раз. Я как раз шел на смену, докуривал, делая последние затяжки, метя окурком в урну, и тут Алеша вышел мне навстречу из раскрытых дверей моего магазина. Не видя никаких причин, чтобы до сих пор злиться на него, я поприветствовал Алешу, и даже приобнял немного. - Ты что, здесь работаешь? - спросил он. - Гружу, - ответил я, улыбаясь. - К тебе можно зайти? Согреться? Ненадолго? - торопливо спрашивал Алеша, явно не желая услышать отказ, - Я все равно скоро домой, подарков купил дочери, - в качестве доказательства он приподнял сумку. - Нет, сейчас нельзя, - ответил я. - Только когда продавцы уйдут и заведующая. Через час. Через час в дверь начали долбить. Алеша был уже пьян, к тому же с другом. Друг, правда, показался мне хорошим парнем, с детским взглядом, здоровый, выше меня, очень милый - маленькие уши на большой голове, теплая ладонь. Он почти всегда молчал, даже не пытаясь участвовать в разговоре, но так трогательно улыбался, что ему все время хотелось пожать руку. Я показывал им свои хлеба, свои лотки. Провел в ту каморку, где я последнее время скучал ночами, словно в ожидании какого-то облома, толком не зная, как именно он выглядит: с тех пор, как в четвертом классе старшеклассники последний раз отобрали у меня деньги, никаких обломов я не испытывал. Водку ребята принесли с собой. - Скоро будет теплый хлебушек, - посулился я. К тому времени, когда хлебушек привезли, мы все уже были пьяны и много смеялись. Алеша как раз показывал мне подарки для своей дочуры. Сначала странного анемичного плюшевого зверя, которого я к искренней обиде Алеши, щелкнул по носу. Потом книгу “Карлсон” с цветными иллюстрациями. - Любимая моя сказка, - сказал Алеша неожиданно серьезно. - Читал ее с четырех лет и до четырнадцати. По нескольку раз в год. Он сообщил это таким тоном, словно признался в чем-то удивительно важном. “С детства не терпел эту книжку…” - ясно подумал я, но не произнес этого вслух. Топая по каменному полу, чтобы открыть окошко, в которое мне подавали хлеб, я вспомнил, как только что, нежно хлопая своего нового друга по плечу, Алеша сказал: - Пей, малыш! - и, повернувшись ко мне, добавил: - А ты не малыш больше, - и все засмеялись, толком не поняв, отчего именно. Спустя минуту, хохоча, мы разгружали хлеб, втроем. Водила - кажется, тот самый - с интересом поглядывал на нас. Принимая последний лоток с хлебом, я ему по пустому поводу нагрубил. Он ответил, - впрочем, не очень злобно и даже, немедленно поняв мой настрой, попытался исправить ситуацию, сказав что-то примирительное. Но я уже передал лоток новому другу Алеши и пошел открывать дверь. - Стой, сейчас я выйду, - кинул я водиле через плечо. По дороге вспомнил, что иду к дверям без ключей, ключи вроде бы выложил на столе в каморке. Вернулся туда, никак не мог найти, двигал зачем-то початые бутылки и обкусанный хлеб. Ключи нашел во внутреннем кармане спецовки - чувствовал ведь, что они больно упираются, если лоток к груди прижимаешь. Когда я вышел на улицу, грузовик уже уехал. Из помещения на улицу шел хлебный дух. Выбрел за мной и Алеша, с сигаретой в зубах. Следом, мягко улыбаясь, появился в раскрытых дверях его спутник. Мы кидали снежки, пытаясь попасть в фонарь, но не попадали - зато попали в окно, откуда, в попытке спасти от нас уличное освещение, неведомая женщина грозила нам, стуча по стеклу. Дурачась, мы столкнулись плечами с Алешиным другом, и я предложил ему подраться, не всерьез, просто для забавы - нанося удары ладонями, а не кулаками. Он согласился. Мы встали в стойки, я - бодро попрыгивая, он - не двигаясь и глядя на меня почти нежно. Я сделал шаг вперед, и меня немедленно вырубили прямым ударом в лоб. Кулак, ударивший меня, был сжат. Очнувшись спустя минуту, я долго тер снегом виски и лоб. Снег был жесткий и без запаха. - Упал? - сказал Алеша, не вложив в свой вопрос ни единой эмоции. Я потряс головой и скосил на него глаза: голову поворачивать было больно. Он курил, очень спокойный, в прямом и ярком от снега свете фонаря.

***

На следующий день мне позвонили из представительства легиона. Я сказал им, что никуда не поеду.