А потом вот еще что. Ты голову-то не вороти, а послушай старого человека. Я тебе сейчас, конечно, в последний раз помогу, но ни черта ты, Мишаня, в демократии не понимаешь. Фикция — это не Верховный Совет наш. Фикция — это то, что ты там себе напридумывал. А настоящая демократия — она в том и заключается, чтобы я тебе, щенку глупому, мозги на место поставил. А если ты меня понять не захочешь, то найдутся такие люди, что ты у них вообще без головы останешься. Не буди, как говорится, лихо.
Я ж тебе одного добра хочу. Мы ведь для того и горбатились, чтобы ты тут науки свои рассказывал.
∗∗∗
А, здравствуйте, Михаил. Да-да, садитесь. Курите? Не курите? Ну и отлично — здоровье надо беречь.
Стенка. И ведь югославская. И так дешево. Ладно, все это максимум на десять минут.
Перейду сразу к делу. Вы, Михаил, уже не мальчик, вы уже взрослый, самостоятельный человек, и сами все прекрасно понимаете. Должны нести ответственность за свои поступки. На вас поступил сигнал, так что, сами знаете, нужно разобраться.
Стенка. Четыре секции. До шести не успею — уйдет.
Что же мы с вами делать будем, а? Не хочется мне портить вам жизнь. Ну кто так разговаривает с агитатором? Вы что, на выборы ходить не хотите? Или у вас нет времени дойти до избирательного участка?
Стенка. Ореховая. И как раз 240. Ну точно уйдет.
В общем, так. Чтобы в следующий раз пошли и проголосовали без всяких. На первый раз я вас строго предупреждаю, а там пеняйте на себя.
Стенка. Ну, наконец-то.
∗∗∗
За кого, говоришь, голосовал? За коммунистов? Ты уж меня извини за откровенность, но ты что, больной, что ли? У тебя что, с головой проблемы? Да пей давай, раз наливают, не стесняйся, тоже мне еще, интеллигент нашелся. Как тебя там зовут, Миша, да? Ты работать, что ли, не умеешь? У тебя две ноги, две руки есть — а ты сидишь на жопе ровно. Ты знаешь, как генерал Пиночет говорил? Он говорил — «бесплатный сыр только в мышеловке!» А я его одного из всех политиков уважаю. Он всех этих ваших коммунистов, как крыс, перестрелял, ты уж меня извини за откровенность. Железный человек. Все же просто очень. Если ты бабки зарабатывать научишься — ты сам себя сделаешь и человеком будешь, а нет — так и подохнешь в канаве, ты уж меня извини за откровенность. Я вот, когда помладше был, тоже, как ты сейчас, ленился, кое-как жил и помощи от других ждал. Думал, что мне кто-то должен что-то в этой жизни. А потом жизнь меня научила. Сначала ксероксами торговали, потом компьютерами, сейчас вот сам видишь.
А голосовать, ты уж меня извини за откровенность, бесполезно. Кончилась ваша интеллигентская халява.
∗∗∗
Че вылупился, нищеброд? К тебе че, не приходили? А ну засунул вафлю в хлеборезку, я кому говорю? Не предлагали тебе, петуху опущенному, по-хорошему выехать? А ну давай быстро собирайся! Как тебя там зовут, урода, Михаил Батькович. Че ты сказал? Че ты сказал, я не понял? Ты совсем оборзел что ли, прыщ обоссанный? Мы тя под асфальт закатаем, мама родная не найдет, где похоронен! Ты еще побазарь у меня, шавка, побазарь! Че те не ясно, мразь? Валить тебе отсюда надо, а книжки твои мы сами выкинем! И че ты мне сделаешь, косорылый? Жалобу на меня мусорам напишешь? Нет у тебя выбора. Ты сам себе, гондон дырявый, выбрал такую жизнь. Вали, короче, пока я курю. Че? Че сказал?
∗∗∗
За кого хотите подать? О упокоении раба Божьего Михаила? Так вы напишите и батюшке передайте. Слушайте, слушайте, это неважно, что вы не понимаете. Сложно? Ничего, это ведь так и надо, чтобы сложно было. Плохо — это когда просто все.
Репетиция боли
Уныние
Греху нужно быть непременно сладким, иначе какой это грех? В унынии подобной сладости хоть отбавляй.
Не могу вспомнить, в какой момент жизни я полюбил унывать. Я приблизительно помню первое знакомство со страхом, грустью, болью, отчаянием, тоской, паникой, смурью и прочей эмоциональной грамматикой. Но свой дебют в качестве человека унывающего отследить не могу.
В детстве уныния, видимо, вовсе нет, точнее оно как-то по-другому называется. Оно всегда сопряжено с физическими неурядицами. Как называется то ощущение, когда кромешным зимним утром тебя вместо не слишком интересных, но все же бескровных уроков гонят в отдаленную поликлинику на заклание диспансеризации, где долго и равнодушно ищут изъяны, а для начала (что самое гнусное) ткнут полуиглой-полубритвой в пунцовый от напряжения палец? Или когда в школе посреди урока распахивается дверь, вваливается медсестра сильно в возрасте, и ты немедленно понимаешь, какие слова она намерена произнести — вариантов нет, потому что Ленку Сабаеву вот точно так же увели на прошлом уроке, а алфавит неумолим. И точно, именно это она и произносит: «Мне нужен Семеляк». Придется встать и зашагать вслед за ней по пустым лестницам на первый этаж, в рекреацию, где между приемной военрука и медпунктом находится стоматологическая каморка, из которой давно утащили все, что только могло хоть как-то обезболивать. Тут, конечно, никакое не уныние, а просто какой-то кошмар.