Грех

Как оказалось, единственным человеком в Свято-Покровском монастыре, который близко знал убитых священников, и Мефодия, и Никодима, был монах Варлаам – сморчковый старикашка с длинной колоритной седой бородой, доходившей ему до самого низа живота. А потому, когда он, сгорбленный и задумчивый, брел по монастырским аллеям, всем казалось, что он вот-вот запутается в ней и упадет. Однажды он действительно упал, споткнувшись о камень. К нему бросились, чтобы помочь подняться. Но он бодренько подскочил, словно и не девяносто лет ему было, а тридцать, и пошел себе дальше, думая свою думу.

Вообще же, Варлаам казался этаким монастырским старожилом, даже можно сказать, авторитетом монастыря. К нему часто шли за советом послушники, которых все еще продолжали одолевать сомнения – а правильную ли дорогу в жизни они выбрали, оградившись от всего мира неприступными стенами святой обители? И, как правило, после двух-трех бесед с монахом все сомнения на этот счет у них развеивались. За что Варлаама боготворили и считали своим учителем многие из братии. Некоторые искренне верили, что обитает он в монастырских стенах с молодых лет. Но Ларину, благодаря информации, собранной для него Дугиным, было известно – это не так. В «прошлой жизни» Варлаам служил в контрразведке КГБ. Во времена СССР помогал готовить боевиков по всему миру. Ну, а потом случилось непредвиденное, его младший брат ударился в религию и постригся в монахи. Старшего брата за это, несмотря на заслуги, из КГБ удалили. Вот так и начался религиозно-атеистический диспут между братьями, в котором победил Бог. Бывший разведчик «проникся» и сам подался в монастырь.

…В чернильном небе над монастырем горела парочка влажных мохнатых звезд. Глядя на них, невольно закрадывалась мысль, что это чьи-то широко раскрытые глаза с длинными ресницами, которые пристально следят за происходящим внизу. Этакий всевидящий Большой Брат, от которого никуда не скрыться, не спрятаться.

Такое ощущение возникло и у Андрея, когда он далеко за полночь покинул иконописную мастерскую и заспешил по мощенной булыжником дорожке к жилому корпусу. Старался идти тихо. Но под подошвами ботинок то и дело предательски поскрипывал намытый на тротуарную плитку недавним дождем песок. До утреннего подъема уже оставалось меньше трех часов, а потому Ларин особо и не надеялся, что выспится. И все же ему не терпелось поскорее оказаться в теплой постели, укутаться в одеяло и тупо отрубиться, провалиться в сон. Ведь прошедший день отнял у него много сил.

Дорожка повернула за угол часовни. И тут Ларин замер как вкопанный, у него даже дыхание от неожиданности перехватило. Перед ним, всего в каких-то трех-четырех метрах находился отец Варлаам. Он сидел в позе лотоса на громадном валуне и подобно рычагу метронома покачивался из стороны в сторону. При этом его глаза были закрыты, веки подрагивали, а морщинистое лицо украшала блаженная улыбка.

Словно бы не замечая Андрея, он продолжал свое странное, даже в каком-то смысле ритуальное занятие.

– Что за ч… – чуть ли не вырвалось тихое-офигительное у Ларина, но он вовремя спохватился и не стал произносить в стенах монастыря бесовское слово «черт».

Единственным правильным решением в сложившейся ситуации было по-тихому ретироваться. Но любопытство – страшная сила. А потому заинтригованный Андрей приблизился к монаху, восседающему на камне, склонился над ним. Отец Варлаам ровно дышал и что-то бормотал себе под нос. Нет, это была не молитва, а какой-то бессмысленный набор слов, причем совершенно непонятных уху русского человека и к тому же трудно произносимых. Такого мудреного и явно уже мертвого языка Ларин раньше никогда не слышал.

– В астрал, что ли, ушел?! – уже не знал, что и думать, Ларин. – Ладно, пора идти отсюда, пока он не ожил и меня не увидел…

И вдруг отец Варлаам открыл глаза, впялился проницательным взглядом в Андрея.

Ларин, как бы извиняясь, часто заморгал, моментально выпрямился и попятился – но тут же уперся спиной в стену часовни. Бежать не имело смысла. Да и зачем? Его заметили, пригвоздили взглядом к стене. Теперь Андрею оставалось только гадать, что будет дальше.

Тем временем отец Варлаам бодро сполз с валуна, слегка разгладил помявшуюся от долгого сидения рясу и изрек:

– Удивлены, молодой человек? – неожиданно спросил он, вместо того чтобы отчитывать послушника за то, что тот до сих пор не спит, а расхаживает по монастырскому дворику.

– Да, святой отец, – виновато потупил взгляд Андрей – у него неплохо получалось изображать из себя провинившегося послушника.

– И что вас именно удивило? – прозвучало с явным вызовом.

– Ну, то… что вы… это… на камне в позе лотоса сидели… и не по-русски, не на церковнославянском говорили, а кажется, на санскрите… – сумбурно и растерянно объяснил Ларин.