Ниалл почувствовал, что существо в Лесу ответило им уже привычным способом. Образами, чувствами, ощущениями, выходящими за рамки человеческих. Он мог представить себе дерево, ветви и корни которого оставались на виду. Ветви стремились увидеть, что скрывается под толщей земли, а корни рвались исследовать солнце. Мор принадлежала к числу таких же искателей. Как и существо в Лесу. Они оба жаждали большего от другой стороны. Их мучил голод.
Ниалл же просто хотел быть человеком, хотел, чтобы все было просто, хотел быть счастливым…
– Почему ты хочешь покинуть то место, откуда пришел? – спросил Ниалл.
Он увидел, как это желание отразилось на лице Мор.
Итак, они грезили вместе, все трое – Мор, Ниалл и то, что скрывалось в Лесу. Что им снилось?
Он выглядел как ребенок, чуть младше Диклана.
Облик грезы был вкладом Мор. Благодаря своему умению грезить точно она представила его до мельчайших деталей. Он выглядел точь-в-точь как Ниалл на детских фотографиях. Человеческий ребенок. Самое безобидное существо на свете, малыш с ярко-голубыми глазами Ниалла.
Не считая того, что эти глаза были слишком яркими, слишком выразительными. Они напомнили Ниаллу о прошлой ночи, когда Мор рассказала ему, что чувствует не так, как все остальные. Ему показалось не лучшей идеей придать сущности из Леса форму, которая даже не расстроится, если его семья погибнет.
Поэтому вкладом Ниалла стали чувства.
Чувства, чувства, столько чувств, сколько он смог вообразить, и все возможные способы их проявления. Он вложил в присненного ребенка все чувства, какие только смог придумать: любовь и ненависть, страх и восторг.
И существо из Леса – существо, обитающее в Лесу, все дальше уходившее от родных мест, – влилось в ребенка. Когда оно потянулось к малышу, как корни, как когти, как лианы, как вены, как извилистые дороги в полуночном лесу, оно задрожало от вновь обретенного страха. Оно ощутило странное чувство, словно накопленный им опыт сжимается и растягивается, приспосабливаясь к новому дому. Оно могло представить и вспомнить многое, с чем разум ребенка не справился бы, поэтому с этой частью пришлось расстаться. Человеческий малыш оказался наполнен огромным количеством разнообразных чувств, которые Лес не мог себе даже представить.
Это оказался ужасающий опыт для всех его участников.
Все трое не сомневались, что такое никогда не случалось прежде.
Никто из них даже на мгновение не задумался о том, что они стали частью закономерности, цикла, состоящего из жажды, воплощения и разрушения, жажды, воплощения и разрушения. Ни один из них не задался вопросом, почему слово
Когда Ниалл и Мор проснулись в поле, густая трава вокруг них оказалась усыпана воронами и голубыми лепестками, в воздухе пахло металлом. Обретя наконец способность двигаться, Ниалл поднялся на ноги. Его ботинки утонули в грязи, вокруг них хлюпала кровь. Земля была пропитана ею.
Мор встала напротив него. За ее брюки цеплялся голубоглазый карапуз, перемазанный кровью и облепленный лепестками. Остатки мудрости существа из сновидения покидали его взгляд, поскольку начиналась его жизнь наяву. Остались лишь тоска и чувства.
Мор отцепила пальцы ребенка от брюк, чтобы взглянуть на него.
Малыш заплакал.
Она просто продолжила его разглядывать. Он ее сон? Или Ниалла? А может, Леса?
Сердце Ниалла выло от ужаса, но он опустился на колени и протянул ребенку руку, а затем, не добившись реакции, протянул и другую. Малыш поколебался мгновение и, спотыкаясь, подошел к нему. Они оба были покрыты еще теплой кровью и маленькими яркими цветами. Птицы в кронах окрестных деревьев подняли переполох, крича и ликуя. Этот момент показался Ниаллу и Мор знаменательным. Необычайным. Они постоянно пользовались магией, но уже давно она не напоминала настоящее волшебство. И, безусловно, никогда они не испытывали подобных ощущений. Эта ночь все изменила. Для них. Для мира. И для другого мира тоже.
– Грейуорен, – сказала Мор.
Ниалл взглянул в голубые глаза, на страдальчески поджатые губки. В этом теле теперь обитало то, что когда-то было существом из Леса. Ниаллу показалось очень важным, чтобы оно почувствовало себя человеком.
– Нет, – поправил ее Ниалл, несмотря ни на что, крепко обнимая ребенка. Ему также показалось важным, чтобы малыш почувствовал себя любимым. – Ронан.
36
Диклан Линч был жив.
Жив и крайне этим недоволен.
Его тело раздирало от боли во всех мыслимых местах. Голова гудела. Плечи свело судорогой. В животе урчало от голода. А в боку при каждом вдохе разгорался пожар.
На потолке над головой играли блики света. В воздухе пахло плесенью старого здания. Где-то звучало пианино. Судя по несовершенству звука, настоящее, не запись.
Он собрался с духом и повернул голову; даже этот крошечный жест заставил его вздрогнуть от боли. В его воображении возник образ капли краски, которая упала в стакан с водой и, постепенно расплываясь, окрашивает весь стакан. Такой была его боль.