За окном быстро темнело. Поздняя осень, когда снег еще не лег окончательно – самое темное время года. Самое темное время жизни. Повинуясь наложенным на них чарам, зажглись светильники – один в изголовье кровати и один над входом.
- Сн… - Грейнджер запнулась и несколько секунд молчала, покусывая губы, - Он сказал, что я должна разрешить себе снова жить. Зачем? Я не знаю, зачем. Даже у Мал… мерзкого белобрысого хорька нашелся кто-то, кто о нем побеспокоился. Ты бы видел, как они обнимали друг друга. Как будто… драгоценность. У меня нет никого. Даже ты меня покинул, Гарри.
Длинный медленный взмах темных ресниц. Едва заметное движение зрачков. Грейнджер не видела. Она смотрела перед собой, внутрь себя и видела только собственную боль.
- Все это абсурд. Бывший аврор. Бывший Упивающийся Смертью. Бывший шпион. Бывший победитель Темного Лорда. Мы все стали бывшими. Жизнь еще только начинается, но на самом деле у меня ощущение, что она уже прошла. Просто мы этого не заметили. Это страшно, быть бывшим. Если бы ты только мог видеть их, то понял бы, о чем я говорю.
Грейнджер встала с постели и подошла к окну, обхватила себя за плечи неосознанным и таким малфоевским жестом. Она была одна даже в своем одиночестве. Закрыв глаза, она прошептала:
- Вернись, Гарри… Я прошу тебя… Пожалуйста… - не выдержала и перешла на крик, - Гарри!!!
Резкий разворот на каблуках. Сердце стукнуло в безумной надежде и запнулось. Потому что ничего не изменилось.
- Инсендио. Инсендио! Инсендио, я сказала!
Вспыхнул огонь в камине. Сбросив мантию на пол, Грейнджер прошла на кухню и достала бутылку огневиски и стакан. Горлышко билось о край, и жидкость лилась неровными толчками. Для того, чтобы не начать пить прямо из бутылки, Грейнджер потребовалось чудовищное усилие воли, но с этим у нее никогда не было проблем. Она всегда могла со всем справиться.
Две порции алкоголя и сигарета… какая уже за сутки, а, Грейнджер?.. немного успокоили взвинченные нервы. Она и сама не знала, почему это все так ее задело.
Сейчас все пройдет. Нужно просто немного подождать, и все пройдет. Это просто осень. Просто слишком много событий для одного дня. Ты просто непостижимым образом успела привыкнуть к тому, что с тобой живет кто-то еще… кто-то, кто сидел рядом с тобой, когда тебе было плохо… кто-то, кто просто заполнял пространство своим безмолвным присутствием… кто-то, кто просто был рядом… пусть даже это был и Малфой.
Это не правда, что к хорошему привыкаешь быстро. На самом деле к хорошему привыкаешь мгновенно. Можно привыкнуть к одиночеству. Но еще сильнее привыкаешь к отсутствию одиночества. И когда потом возвращаешься к тому, что было, кажется, что возвращаешься в пустоту. И Тьма снова подступает.
Вернувшись в комнату, Грейнджер подошла к письменному столу, чтобы поставить на него бутылку и стакан и попытаться хоть немного придти в себя после срыва у Поттера. Нужно ведь было всего лишь немного подождать и потерпеть. Но она подошла к столу и заметила пергамент, исписанный чужой рукой и чужими словами.
Сразу вспомнила, как Малфой постоянно царапал что-то в своей книжечке. И вспомнила – то, что было до войны. Она хотела посмотреть, когда он был в ванной, но не стала, потому что для нее это было все равно, что копаться в чужом грязном белье. А тут листок лежал отдельно, и она не знала – забыл ли Малфой его по неосторожности или оставил специально для нее. Он притягивал взгляд. Строчки, достигающие другого края или обрывающиеся посредине, хотели, чтобы их прочитали. И, как это часто бывало с книгами, Грейнджер зацепилась взглядом за одно слово, которое потянуло за собой все остальные.
Она взяла пергамент и начала читать. Текст, написанный черными чернилами, расплывался перед глазами, и ей приходилось начинать все заново. Она читала и чувствовала, как внутри нее ломается все то, чем она жила все эти пять лет… как душевная боль становится физической, как будто плоть сопротивлялась подобному насилию над душой. Кровь стучала в висках набатом, а гортань вспухла и горела от крика, который так и не прозвучал.
Закончив, Грейнджер сжала пергамент, комкая слова и строчки. Ноги ослабели и отказались ее держать. Измученный разум и истерзанная душа отказались бороться. Это был предел ее прочности. Грейнджер упала на колени, уткнулась лицом в ладони и страшно, неумело расплакалась.
========== Эпилог «13 декабря 2003: Никогда не закончится» ==========
Утро – это когда ты открываешь глаза…
Ты открываешь глаза, и белый свет бьет в расширенные зрачки. Но это не потому, что похмелье снова обострило восприимчивость к свету в разы. И не потому, что страшное маггловское порождение – электрическая лампа в сотню свечей – осталась гореть с вечера. И не почему-то еще… Просто в вечно дождливый Лондон пришла зима. Белые снежные покрывала лежат на крышах и отражают бледное зимнее небо. А окно, не знавшее занавесок, легко пропускает весь этот свет и заливает им чудовищно неприбранную комнату и тебя – на разворошенной постели. Сегодня ты спала одна. Сегодня ты спала, Грейнджер, и тебе не снились кошмары.