Грегор и код когтя

Она посмотрела на него с удивлением, но не возразила, когда он схватил ее за руку и потащил по коридору. Кое-где им приходилось идти друг за другом — народу и правда было очень много, но рук они не расцепляли.

Грегор был прав — не только в музее было пусто и тихо, но даже на подступах к нему, в коридоре, никого не было. Они проскользнули внутрь.

Теперь Грегор не был уверен, что знает, что надо делать.

— Что ты хотел мне показать? — спросила Люкса.

На самом деле он ничего не собирался ей показывать. Просто хотел пойти куда-нибудь, где их никто не побеспокоит, не нарушит их уединения. Где они смогут поговорить, не опасаясь того, что чужие уши слышат каждое слово. Но здесь, в музее, он понял: сказать то, что хотел, он вряд ли сможет.

— Ух… Это просто…

Взгляд Грегора упал на стопку фотографий со дня рождения Газарда.

— …Вот эти фотографии, — нашелся он. — Я подумал, тебе стоит их увидеть.

Он бросил на пол несколько старых пальто и кусок старой холстины, и они, сидя на полу и прислонившись спинами к полкам, разглядывали фотографии. Вернее, Люкса смотрела на фотографии, а Грегор смотрел на нее. Отмечал эмоции, которые возникали у нее на лице: удовольствие от того, как выглядел украшенный ради праздника стадион… улыбка при взгляде на фотографию, на которой Босоножка в платье принцессы кормит Темпа тортом… печаль при виде Газарда, обнимавшего Талию, маленькую летучую мышь, которая погибла там, в Огненной земле.

— Думаю, это может помочь Газарду, — сказала она наконец. — Помнишь, он боялся, что забудет лица тех, кого любил. Конечно, образ его мамы почти стерся у него из памяти. А вот Хэмнета он помнит довольно хорошо — благодаря нашему сходству. И Гребешок он помнит.

— Да уж, Гребешок трудно забыть, — согласился Грегор, и образ огромной ящерицы встал у него перед глазами.

— Но он волновался, что забудет Талию, — повторила Люкса. — Можно, я заберу это для него?

— Конечно, — кивнул Грегор. — Возьми все, которые понравились.

Люкса покопалась в пачке фотографий и нахмурилась:

— Здесь больше нет фотографий, где мы вместе. Нам нужно сделать такое фото!

Она была права.

Он отдал ей фотокарточку, на которой они танцевали, и теперь ему тоже нужна была такая фотография. Что-то, что лежало бы у него в кармане до тех пор, пока… Впрочем, это неважно.

— Может, фотоаппарат еще заряжен, — сказал он.

И оказалось, что он заряжен!

А поскольку он делал моментальные снимки — они могли получить фотографию прямо сейчас.

Грегор установил фотоаппарат напротив, и на несколько минут мир вокруг как будто исчез, они превратились в обычных двенадцатилетних детей, дурачащихся перед камерой, строящих рожицы, смеющихся… Но когда Грегор предупредил: «Внимание, последний кадр!» — что-то с ними случилось. Они прижались друг к другу, ее затылок упирался ему в щеку, а легкость и дурашливость куда-то подевались.

«Последняя фотография, — думал Грегор, пока изображение проявлялось. — Это последняя фотография».

Оба пытались улыбаться — но им не удалось спрятать охватившую грусть. Они получились на фото такими, какими были на самом деле: не беззаботными детьми, самый трудный выбор в жизни которых заключается в том, что лучше — мороженое или кино, а двумя почти взрослыми людьми, знающими, что за порогом идет война, в которой им неизбежно предстоит участвовать.

— Я возьму эту фотографию себе, — сказал Грегор. — У тебя ведь есть та, где мы танцуем.

Он хотел, чтобы, когда война закончится, у нее оставалась память о том времени, когда они были счастливы.

— Боюсь, наши полчаса истекли, — тихо сказала Люкса.

— Да, — ответил Грегор.

Живоглот, наверно, уже ждет их на городской стене.

— Люкса, слушай… У меня, может быть, больше не будет шанса сказать тебе… да ты, наверно, сама все знаешь…

Он не то чтобы боялся произнести эти слова — ему было больно их произносить. Зная, что у них нет будущего.

Грегор замолчал, не в силах продолжать.

— Я знаю, — просто ответила Люкса. — И я тоже.

То, что произошло потом, в обычной жизни ни за что бы не произошло: если бы не война и не сознание того, что в любой момент все может кончиться, а значит — другого шанса у них просто не будет…

Их лица были так близко друг к другу, что они чуть не стукнулись головами — когда поцеловались. Что-то не похожее на возбуждение, которое охватывало его при яростничестве, какое-то другое чувство — теплое, нежное, тонкое — растекалось сейчас по его телу. Губы их соприкасались, и он мог прочитать по ее лицу эмоции, которые она испытывала.

В коридоре послышались шаги, и в музей ворвалась Миравет, с амуницией Грегора в руках:

— Вот вы где! А я-то бегаю ищу тебя по всему дворцу! Мне приказали найти тебя и подготовить к бою, — задыхаясь, говорила пожилая женщина, уже одевая его. — Люкса, тебе тоже не помешает одеться в боевой костюм.

— Соловет не хочет, чтобы она участвовала в бою, — возразил Грегор.