Гречишный мёд

Андрей Павлович что-то говорил, но парень не слышал его, и только когда машина остановилась у какого-то дома, встрепенулся, вопросительно посмотрел на мужчину.

— Мать твоя тут. Приехала искать тебя.

Максим почувствовал, как у него защипало в глазах. Рывком распахнул дверцу автомобиля и побежал к дому, не разбирая дороги и проваливаясь в глубокий снег. Дёрнул дверь на себя — закрыта. Замолотил изо всей силы кулаками.

Перепуганная Рая возникла на пороге, а за ее спиной стояла его мама со сковородкой в руках. Мама — любимая и такая родная! Как он мог забыть её? Отодвинув хозяйку дома, бросился к ней, сгрёб в объятия.

— Мама, мамочка, прости меня, прости... — не стесняясь, плакал, гладя её плечи и волосы.

* * *

Вдоволь наговорившись обо всем, что произошло, все трое разошлись по комнатам. Максим, глубоко вздохнув, потянулся. На лице светилась счастливая улыбка. Все хорошо. Мама с ним. Ей не о чем больше беспокоится — они снова вместе. Максим заметил, что у матери появилось чуть больше седых волос. Корил себя за это. Ничего, утро вечера мудренее. Завтра сгоняют с Райкой в Ванькин дом — девушка хотела что-то ему показать, а потом на поезд и домой.

 Заснул почти сразу, едва приложился к подушке. Спал до самого утра, и вновь ему  снился тот же сон…

Максим взобрался на большую кровать, застеленную голубым атласным покрывалом. Его мамочка, такая красивая, тёмные волосы рассыпаны по подушке, веки сомкнуты. И губы, которые всегда улыбаются и щекочут, когда она целует его. Только почему сейчас из уголка вытекает кровь? Она что, поранилась? Максим слегка потряс ее за плечо, но она не отреагировала. Все также лежала, словно тряпичная кукла. Мальчик провёл рукой по шее, когда то белой, как алебастр, на которой сейчас красным вспух неопрятный рубец.

 Мама продолжала молчать. Максимка вспомнил сказку о мертвой царевне, которую ему читали в яслях. А вдруг...

Он крикнул: «Мама!», стал ее изо всех сил трясти.

Дверь позади него отворилась, и кто-то вихрем ворвался в комнату. Он сжался, зажмурил глаза. Отец. Он вызывал страх. Высокий, мрачный, взгляд режущий, как клинок. Никогда он не брал маленького Максимку на руки, не гладил по головке и не улыбался ему. И сейчас сгрёб его в охапку, отрывая от мамочки, и потащил куда-то. Максим закричал, попытался укусить отца за руку, но задохнулся от хлесткого удара по лицу.

Макс резко сел в кровати, закрыл руками мокрое от слез лицо. Где он, черт побери? Где мама?

Дверь отворилась, желтая полоса света пронизала комнату.

— Максим... — мама. Она здесь. Парень тяжело дышал. — Что с тобой?

— Мам, опять тот же самый сон...

Она ничего не ответила, села на край кровати и погладила сына по руке.

— Ты мне никогда не рассказывала про отца. Почему? Какой он был?

— Никакой.

Макс видел, что она сидела, закусив губу, думая, что сын в темноте не видит ее лица.

— Мам... скажи, он был хотя бы хорошим человеком? Кто он? Сегодня во сне я видел какого-то мужика. Высокого такого, неприятного. Он ударил меня по лицу, мам...

— Сынок, это же только сон. Плохой сон.

— Но я вижу его уже столько лет...

— Послезавтра мы уже будем на пути домой, и все забудется.

— Мне надо найти того, кто убил моего лучшего друга.

—Идёт расследование, и тебе лучше туда не соваться. Ты же сам знаешь — засветишься.

Максим вздохнул. Будучи офицером на службе в отделе по экономическим преступлениям и бывшим спецназовцем, ему действительно было не желательно светиться в каких-либо криминальных хрониках. Даже все его персональные данные находились под грифом «секретно».

Алла Дмитриевна встала и собралась уходить.

— Ложись спать, сыночек. Не думай о плохом. Ты жив, и все хорошо.

Она вышла за дверь, тихонечко прикрыв ее.

Макс откинулся на мягкую пуховую подушку, натянул одеяло. Где-то заорал петух — пришёл новый день. Максим только надеялся, что он не будет таким насыщенным, как предыдущий. Ему с лихвой хватило вчерашних событий.

Он прикрыл глаза, и тут же перед ним предстала Ульяна — такая, как он запомнил ее в полумраке старенькой бани. Блестящее тело с полыхавшим на нем отблеском свечей, чёрные волосы, облепившие грудь со взбудораженными сосками, манящие губы.

Максим почувствовал, как напрягся его орган при воспоминаниях о сладостном вкусе ее тела — он помнил. Целовал каждый сантиметр — ведь тогда мог чувствовать только так. Яички в мошонке сжались и заныли от необузданного желания. Парень перевернулся на живот, упёрся членом в перину, заелозил, пытаясь унять жгучий голод. Пальцами вцепился в подушку, прижимая ее к лицу.

— Ведьма, чертова ведьма, — прорычал он. Хотел ее и знал, что дороги назад нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

* * *

Рая накрыла завтрак на троих. Рисовая каша с изюмом, какао, свежий творожок. Порезала привезённую Аллой Дмитриевной колбаску. Мать Максима вышла из ванной, умытая и причесанная.

— Все готово, садитесь, — Рая покосилась на дверь комнаты, где спал парень, вздохнула. — Спит ещё, умаялся, небось...

Женщина махнула рукой.