Гречишный мёд

— Какая у тебя нежная кожа, — прошептал. Затем с удивлением посмотрел на свою ладонь. — Кожа... Ульян, я чувствую твою кожу.

В единый момент он сел в кровати, изумлённо глядя на свои руки, то сжимая, то разжимая пальцы в кулак.

* * *

Я счастливо засмеялась, обхватила ладонями лицо парня.

— Получилось, Макс, получилось! Ура!

— Что получилось? — Его ладони уже скользили по моей талии, поднимаясь выше, к груди. — Какая ты прекрасная, я просто балдею от тебя, — прошептал он, но я отмахнулась от него и, не в силах сдержать свои чувства, со счастливым смехом вскочила с кровати и закружилась по комнате.

— Как же я рада! Все вышло!

— Дурочка, ну что с тобой? Или сюда, — он поманил меня, все так же недоверчиво разглядывая свои руки. — В пальцах колет...

— Сегодня же истоплю баню для закрепления. Ох, как же я тебя люблю! — подсела к нему, провела пальцами по его коротко стриженым волосам, небритым щекам, приникла губами к его губам. — А ты, Максим, скажи, ты любишь меня?

— Вот ты какая шустрая! — он отстранился от меня, поднялся с постели и потянулся до хруста в суставах. — Пора вставать — день на дворе.

Ничего не сказал мне и не ответил. Странный осадок отозвался у меня подсасывающей болью под ложечкой. Решила, что разберусь со всем этим попозже, подумаю, разложу все по полочкам.

Набросив халатик поверх ночной сорочки, прошла в кухню.

— Что ты хочешь на завтрак?

Мне так хотелось ухаживать за любимым.

— Я неприхотлив. И сам могу приготовить завтрак для нас. Что там у тебя в холодильнике, кроме твоих волшебных настоек?

— Все есть, Максим. И яйца свежие, и творог, сыр, а могу блины по-быстрому.

— Ох, к своему отъезду я раздамся в боках...

Что? Я замерла.

— К отъезду? — ошеломлённо уперлась взглядом в его спину.

Максим уже стоял у плиты с чайником в руке. В кухне повисла тишина. Наконец, парень обернулся ко мне, слегка сдвинул брови.

— Ну ты же понимаешь, что у меня дом там... — Он, отставив чайник, бросился ко мне и сжал мои руки. — Прости, прости... я не хотел тебя расстроить, но когда-нибудь мне надо будет вернуться. Там мама... тётя Лена... да и работа у меня там. Ох, Ульянка, мои руки, я снова чувствую их. Не могу поверить! Как такое случилось, почему?.. — Мне пришлось отвернуться, чтобы скрыть дрожь губ и набежавшие слезы. — Ну ты чего, Ульян... — развернул к себе, обхватил за плечи, прижимая к себе и гладя по спине.

— Это мой подарок для тебя, Максим.

Он осыпал поцелуями мое лицо, снимая со щёк и скул слезинки, а я не могла их остановить.

— Моя медовая девочка, такая сладкая.

— Останься со мной...— прошептала, в душе сознавая, что Максим ничего не ответит.

Забвение проходило, и воспоминания начинали сыпаться на парня, словно крупные хлопья снега. Тяжелого снега. Совсем скоро ему будет так больно, что я уже не в силах буду помочь. Да и вообще уже никому не смогу помочь — моя сила уйдёт вместе с этим человеком.

Максим сам убрал посуду после завтрака, начал мыть ее, что-то насвистывая. Я тем временем переоделась из домашнего халата в тёплые зимние штаны, надела ушанку и уже потянулась за курткой, когда услышала удивлённый голос парня.

— Постой, ты куда?

Кивнула на ружье.

— На охоту.

Он рассмеялся.

— Ты? С ума сошла? В тайге и волки, и медведи.

— Я знаю, что они там.

— Давай, я с тобой, а то вдруг...

— Не говори ерунды, я всю жизнь охочусь.

Как он забавно волнуется за меня. На самом деле мне нужно было побыть одной, подумать, а может, и спросить совета у деревьев.

— Черт, — Максим в задумчивости провёл рукой по лбу. — А это не про тебя говорят, что, мол, колдунья где-то здесь живет, которая превращается по ночам в бабу ягу?

— Пф, — я громко фыркнула, закатывая глаза. — Ну, превратилась я? Говорят, что кур доят.

— Это ты гадала Рае и Ирине? Райка рассказывала.

— Это твоя девушка? — я прекрасно помнила невысокую толстушку.

Максим криво усмехнулся, подошёл ближе.

— Ревнуешь уже? — прижался губами к моим губам. — Да брось ты. У меня нет никого.

— У тебя есть я. — Подняла на него глаза.

* * *

Я долго бродила по лесу, вглядывалась в просвет деревьев. Весна бежала чуть позади, то и дело отвлекаясь на дразнивших ее птиц. Снег был нетронутым, если не считать редкие звериные следы. В одной руке я сжимала ненужное сейчас ружьё — про охоту я наврала.

Меня одолевали невеселые думы. Да, я спасла человека, и это был настоящий поступок, но стоило ли отдавать Максиму свою Родовую Силу? Кто я без неё? Что ещё могу в жизни и чего я могу добиться без этого дара? Деревенская дурочка, наивная и глупо влюбившаяся в первого прохожего молодца.

А он... он уедет, увезет с собой мое сердце и Силу и засунет все это как ненужный скарб в самый дальний уголок памяти. И Максим забудет меня. Я уже поняла это.

От этих горьких дум мне хотелось бежать далеко-далеко, но как можно убежать от себя?

Я обхватила розовато-оранжевый ствол сосны, прижалась к шершавой коре щекой.

— Пожалуйста, ну пожалуйста, успокой меня, скажи, что он любит меня.

— Нет, — прогудело внутри ствола.