Греческий огонь

Проснулся куропалат в незнакомом помещении без окон, с покрытыми плесенью стенами. Это была одна из множества темниц, устроенных в подземельях Дворца: сюда приводили узников для пыток, а иногда здесь держали смертников. Куропалат со связанными руками сидел на скамье, а два евнуха, лица которых с трудом можно было различить в темноте, орудуя ножницами и бритвой, пробривали ему тонзуру. Выходит, неизвестные враги решили отправить его в какой-нибудь далекий монастырь. Он попытался узнать что-либо от евнухов, но те только губы сморщили, а потом открыли рот и показали ему бесформенные обрубки, оставшиеся у них на месте языка: как и следовало ожидать, эти евнухи были из числа «безъязыких». Один из них сделал знак, показывая куда-то вдаль, потом изобразил рукой волнообразное движение — морские волны. Значит, его собираются отправить на остров, на один из множества средиземноморских островов, где монастыри, как настоящие крепости, возвышаются над водными просторами и выполняют роль аванпостов империи. А может, его везут в Александрийскую дельту: там, в монастыре Метанойи, — подходящее место для высокопоставленных узников. Куропалат, словно четки, перебирал в уме названия далеких, суровых и уединенных мест, где лишь приглушенные слова молитв и шум морских волн наполняют долгие ночи, пока хриплые крики чаек не возвестят о наступлении рассвета, а дни тянутся бесконечно долго, поскольку ничего и никогда там не происходит. Вот в этих уединенных суровых монастырях (в молодости ему довелось посетить их все до единого в качестве императорского посланца — сборщика податей, которые рыбаки платили монахам за право держать свои суденышки в тесных монастырских гаванях) ему, обезображенному тонзурой и рясой, суждено провести остаток своих дней.