Греческий миллиардер и Я

Клянусь, что это последний раз, Дотти. Мне нужны деньги…

Эти слова моментально перебросили её в прошлое. Ей было восемнадцать, а Вейн явился в общежитие. Он поднял на уши весь её этаж, тарабаня в дверь, и изрекая ругательства. Ему было безразлично, что кто-то может узнать, что её родители наркоманы, и что «зелёного змея» они любят больше, чем свою собственную плоть и кровь.

Мой друг Эрни рассказал о замечательной возможности, как хорошо и быстро заработать деньги. После этого, обещаю, больше не буду просить. Никогда.

Ей было двадцать, и она считала, что смогла перебороть мир. Потому что Вейн и Линди прошли полную реабилитацию. Вельвет полагала, что они вновь станут семьёй. Но в первый же день, когда их выпустили из центра, Вейн пришёл к ней за деньгами на последнюю дозу. «Одна последняя доза», сказал Вейн, растягивая слова на распев. Пожалуйста, пойми маму с папой. Мы должны сделать это. Именно в тот момент Вельвет и поняла, что Вейн, Линди и «зелёный змей» станут семьёй, а она никогда не станет частью этого.

Ты так много сделала для меня и мамы. Если ты захочешь с нами встретиться, ты знаешь, что мы всегда рядом. Мы очень сильно любим тебя, детка. И правда, хотим увидеться.

Вельвет вспомнила, как в первый раз отказалась дать им деньги, и Вейн пришёл в бешенство. Ударил её так сильно, что чуть не сбил с ног. А Линди была не чем не лучше, призывая мужа вправить немного мозги их неблагодарному отродью. Дотти знала, как близка она была к тому, чтобы и вовсе не появиться на свет, став жертвой аборта. Вельвет обязана им своей жизнью. Быть может ей, и правда не помешает напомнить об этом.

Обещаю, что на этот раз ничего с тобой не случится. Больше никто не причинит тебе вреда. И ты ведь знаешь, что это было простое недоразумение. Я говорил ей, что ты только дашь ей деньги взаймы. Я не просил её грабить тебя, или угрожать убить.

Это была версия Вейна. История же Вельвет не была такой безоблачной. Он отправил одну из своих подружек, о которых Линди, конечно же не знала, домой к Вельвет, и эта женщина пришла в сопровождении группки подростков, которым только и хотелось поскорее нюхнуть кокаина.

Это была худшая ночь в жизни Вельвет. Даже хуже, чем, когда она впервые услышала выстрелы и поняла, что её дом больше не является для неё безопасным. Конечно же, когда ей было восемнадцать, и в дом пришёл плохой парень, она знала, что родители на её стороне. Тогда он просил кровь или деньги.

Но в тот день, когда она открыла дверь подружке Вейна, её родители стали тем «плохим парнем». Они однозначно точно были «плохим парнем», когда та женщина угрожала ей, что отдаст на расправу подросткам, если она тут же не отдаст все деньги, которые только у неё были. И это были её родители, из-за которых к её горлу был приставлен нож, и от которых ей пришлось спасаться бегством с третьего этажа, выпрыгнув в окно.

Нужно всё оставить в прошлом. Ненависть – плохое чувство.

Он был так чертовски неправ. Даже со сменой её имени и содержания всей информации о месте её пребывания под секретом по решению суда, она никогда не сможет, не станет бежать от прошлого. Оно было всегда рядом с ней, отражалось на реальности и суждениях.

Прошлое было тем, о чём она думала каждый день, когда берегла и складывала каждую копейку своей зарплаты, чтобы не оказаться одинокой и беспомощной, какой была в восемнадцать лет, фанатично старалась свить какое-то гнёздышко для себя.

Именно прошлое заставило Вельвет заниматься саморазвитием, чтобы быть уверенной, что может жить, ни на кого не полагаясь. Ни на Мэнди, ни Маири, ни даже на Миколаса. И ограничивая риск остаться с разбитым сердцем, когда люди, которым она доверяла, бросали её. Снова и снова.

Твой любящий отец, Вейн.

Вельвет закрыла глаза.

«Слабость - гадость. Слабость - гадость. Слабость - гадость».

Как, чёрт возьми, Вейну просто удавалось называть себя любящим отцом? И как чертовски смешно от того, что каких-то три ничтожных слова всё проясняли.

Конечно же Миколас Саллис на самом деле не имел ввиду то, что сказал, называя её «любовь моя». Как она могла ожидать того, что некто такой, как он полюбит её, когда даже родной отец считал, что грамм наркоты стоил дороже её собственной жизни?