Гражданин Преисподней. Дисбат

Кроме преклонных лет, всех его пассий: и худых, и толстых, и дылд, и коротышек – объединяло еще одно качество – внешнее уродство. К многочисленным кличкам Грошева добавилась еще одна – Геронтофил.

На производственной практике, оказавшись в бригаде, прокладывавшей столбовые линии связи по глухим пущам и болотам Полесья, он с благословения коллектива жил по очереди со всеми вдовами, в хатах которых они останавливались на постой, чем обеспечивал хороший приварок к казенному пайку, бесплатное бытовое обслуживание, а иногда и лишнюю бутыль самогона.

Ночью, если Грошев не занимался ублажением хозяйки, последний сексуальный опыт которой был связан с нападением на деревню отряда полицаев, он развлекал связистов очередной версией «Одиссеи», перенесенной в наше время и приукрашенной местным похабным фольклором.

– Мастер ты тискать романы, – хвалил Грошева бригадир, делая в последнем слове ударение на первом слоге. – В зоне бы тебе цены не было.

Случались, правда, и казусы. Кто-то из связистов (не обязательно Грошев) подхватил лобковых вшей, быстро ставших всеобщим проклятием. В походных условиях, да еще в этом медвежьем углу, избавиться от них было практически невозможно.

Теперь установка каждой очередной опоры выглядела примерно так. Бригадир, человек с наметанным глазом и громадным жизненным опытом (таких линий связи он в свое время проложил немало, правда, в условиях вечной мерзлоты и под бдительным оком конвоя), становился за нивелир, а рабочие с помощью крана опускали бетонную опору в заранее вырытую яму, обычно уже до краев полную ржавой болотной воды.

Стоять опора должна была строго вертикально, чего требовали отнюдь не законы эстетики, а жесткие технологические нормы. Добивались этого с помощью бригадирского нивелира и физических усилий рядовых членов бригады, вручную регулировавших положение еще не закрепленной опоры.

И все было бы хорошо, если бы не эти проклятые вши, за форму своего тела названные площицами…

Вольготно было только бригадиру, работавшему исключительно языком. Чеши себе яйца да подавай команды типа: «Немного влево!» или «Теперь чуть-чуть вправо!»

А что делать простому работяге, вконец измученному проклятыми насекомыми? Полезешь рукой в штаны – упустишь тяжеленную опору, которая и прибить кого-нибудь может. Станешь терпеть – скоро взвоешь, как грешник на костре.

Вот и приходилось делить и без того малочисленную бригаду на две части. Пока одни энергично чесались, другие ворочали опору. Потом менялись местами. Конечно, это не могло не отразиться на темпе работы и на взятых социалистических обязательствах.

Кроме лобковых вшей, Грошев привез с практики пару фурункулов, в жерла которых можно было свободно вставить карандаш, волосы до плеч и немалую сумму денег, за несколько заходов пропитых компанией Синякова.

Россказни его приобрели мрачную окраску и стали изобиловать всякой нежитью: болотными духами, вампирами, оборотнями и таящимися в лесном мраке жуткими монстрами, внешне имевшими все приметы насекомых класса вши – цепкие лапы, челюсти-стилеты и мощные когти.

Жизненные пути прятелей разошлись после того, как Синяков всерьез занялся футболом и стал вести кочевую жизнь, а Грошев внезапно женился на сорокалетней начальнице какой-то общепитовской точки – не то пивного бара, не то рюмочной. Своим уродством эта дама превосходила всех прежних любовниц Грошева, чем, вероятно, и пленила его сердце.

Некоторое время бывшие однокурсники еще обменивались по праздникам открытками и даже при случае перезванивались, но потом оборвались и эти эфемерные связи. Жизненные обстоятельства все дальше растаскивали их, да и собственных проблем хватало с избытком.

Синяков, поиграв в первой лиге два сезона, как говорится, не оправдал возлагавшихся на него надежд и оказался в заштатной заводской команде. Потом были перелом ноги, пара крупных ссор с тренером, знакомство с Нелкой и лакейское существование спортивного функционера.

Грошев после распределения довольствовался скромной должностью инженера телеателье и несколько раз безуспешно пытался поступить в Литературный институт. Со временем под чутким руководством своей жены он пристрастился к спиртному. Среди друзей семьи – торговок, спекулянтов и валютчиков – Грошев считался личностью никчемной, чем-то вроде трутня. Его успехи в шахматах и страсть к беллетристике никого не интересовали, а, наоборот, вызывали насмешку. В этом мирке ценились лишь те, кто имел доступ к истинным ценностям: колбасе, хрусталю, коврам, растворимому кофе, кримплену, колготкам, в крайнем случае, к навозу, который среди дачников считался товаром весьма дефицитным.

Ну и как тут было не запить, тем более что дети уродились в мать – такие же уродливые, корыстные и бессердечные!

Вскоре в довесок к пьянству у Грошева появился еще один порок – чтение словаря Даля, неосмотрительно приобретенного его супругой исключительно за красивый переплет.