Гражданин Абстракция. Самоидентификация в информационном обществе

Основные тезисы концепции поддерживает Ф. А. Хайек [5]. Он убежден, что лишь общество, основанное на частной собственности и во главу угла ставящее свободу личности, соответствует нашим желаниям и целям. Не менее четко высказывался И. Берлин, который в полностью свободной личности видел лишенное центра понимание «Я». Истинная свобода — это то, что постоянно изобретается людьми, это перманентный выбор, свободный от давления исторического. Существует много отдельных историй, ни одна из которых не главенствует в обществе [6].

Уходящая индустриальная фаза цивилизации базируется на структурах, в которых присутствовали политические и интеллектуальные элиты, определяющие вектор развития для всех остальных; ясной исторической картине, основанной на опыте прошлого; естественных связях между людьми; жестких мерах по обеспечению порядка и примате роли государства. С этим тоталитарным прошлым неолиберальные мыслители нам предлагают расстаться.

Трудно утверждать, что информационная цивилизация осуществлена во исполнение теории открытого общества, но очевидно, что эта теория служит ее философским базисом и ей «повезло» больше, чем «Утопии» Т. Мора. Благодаря техническим коммуникационным каналам представитель «креативного класса» свободно включается в общепланетарный поток информации, создает связи с другими индивидами, основанные отнюдь не на биологической или физической общности, реализуется в информационном пространстве именно так, как считает нужным сам. В виртуальном мире субъект свободно абстрагируется от естественных связей, исторических параллелей, давления государственной машины. Но в этом добровольном объединении мобильных самореализующихся индивидов возникают серьезные коммуникативные проблемы, основанные, прежде всего, на самоидентификации.

2

Каким образом происходит идентификация и самоидентификация индивида в традиционном, «закрытом» обществе? При рождении все мы получаем своеобразный социальный код — имя. Оно указывает на наш пол, национальность, культурную принадлежность и принадлежность к эпохе… порой, даже, на интеллектуальные качества родителей. Имя как бы впрессовывает нас в мир, полный скрытых связей, привязывает невидимыми нитями к этносу, роду, семье. Это дает опору на нечто большее чем временное и преходящее «Я» — на органическую укорененность в той части человечества, которая принадлежит тебе по праву рождения, на часть его истории. Сакральный смысл имени как символа не только индивида, но его семьи и рода отражается в культурных матрицах обществ: логика симпатических отношений оперирует привязкой символа к предмету, и манипуляции с символом непременно должны отражаться на реальном носителе. Меняя имя, человек переносит свой социальный маркер из изначальной, но по каким-либо причинам не устраивающей его общественной группы, в ту, связь с которой будет взаимной и более выраженной.

Отказ от имени всегда связан с пограничными ситуациями и знаменует выход из них. Отчуждение эмпирически данного индивида от символа, его означающего, извлекает означаемого из угрожающих существованию обстоятельств и вбрасывает в пространство безграничной свободы. Достаточно вспомнить хрестоматийную историю противостояния Одиссея и Полифема [7]. Современному человеку покажется необычным, что процедура их знакомства (обмен именами) состоялась лишь «под занавес» эпизода, ибо этикет предполагает представление друг другу на первых этапах контакта с целью определения социальных позиций коммуникантов. Но Полифему социальная позиция потенциального жаркого не была важна с самого начала. Принятое Одиссеем «отсутствие имени» показалось бы странным, если бы он и на самом деле был для людоеда «кем-то» интересным вне котла, и хитроумный ахеец это прекрасно понимал. Как понимал и то, что спасаться нужно любой ценой, даже если это войдет в противоречие с интересами богов. Он гордо нес свое имя в боях под стенами Илиона, прославляя свой род, он твердо отказался от любого человеческого имени в пещере Полифема, оберегая свой род: оборвал все связи с социумом и обрел свободу, ускользнув, в том числе, от мести олимпийцев. Этот эпизод полностью подчинен логике симпатических связей, которыми было пронизано мировоззрение человека эпохи архаики.

Второй пример показывает доминирование символического аспекта даже в исторический период побеждающего рационализма. Известный анекдот времен Великой Французской революции позволю себе привести здесь полностью:

«Председатель Трибунала предлагает подсудимому обычный вопрос о его имени и фамилии, и между ними происходит следующий разговор:

— Моя фамилия де Сен-Сир, — отвечает подсудимый.

— Нет более дворянства, — возражает председатель.

— В таком случае, значит, я Сен-Сир.

— Прошло время суеверия и святошества — нет более святых.

— Так я просто — Сир.

— Королевство со всеми его титулами пало навсегда, — опять следует ответ.

Тогда в голову подсудимого приходит блестящая мысль: