С дальнего конца участка подходили каменщики: Побежий, Мись, Озимек, Звежинский… После обеда они шагали как-то лениво, обтягивая на себе куртки, вытирая руки о штаны… За ними двигалась толпа подручных и подвозчиков. От соседнего корпуса доносились крики, с лесов звали кого-то: там начал работать первый подсобный лифт «Голиаф».
— Товарища Кузьнара к телефону! — кричал от барака «А» шофер Бугайский. — Звонят из треста. Передайте!
С участка 14-Б кто-то побежал разыскивать Кузьнара. Илжек и Челис спустились в котлован, где уже толпились рабочие.
Через неделю после того, как Кузьнар приступил к своим новым обязанностям, он даже газеты перестал читать: не было ни минуты свободной. Об убийстве премьер-министра Пакистана и антианглийских демонстрациях в Египте он узнал только из разговора за чаем Антека с Павлом, приносившим всегда последние новости из редакции. А о резкой ноте советского правительства по поводу «атлантических» военных баз в Норвегии ему рассказал шофер Курнатко, когда вез его на стройку.
«Неужели война?» — беспокоился Кузьнар. У него было такое чувство, словно война, если она вспыхнет именно сейчас, застанет его врасплох, совсем неподготовленным… Ведь он еще ничего не сделал, ничего не взял в свои руки! Он как будто боялся, что от свиста первого же снаряда стройка разлетится в щепки, потому что он, Михал Кузьнар, не сумел еще до сих пор вникнуть во все, подчинить здесь все своему разуму и воле. Словом, он был теперь человеком, согбенным под тяжелой ношей. Нес он ее довольно мужественно, как она ни давила на голову и плечи. Но если бы сейчас под ним, не дай бог, заколебалась земля, он свалился бы — и с ним то, что нес он на себе. И тогда ему уже не подняться! «Мне будет вечный покой, а для детей — вечный позор!» — думал он не раз по ночам в постели. Сон его был тревожен, и просыпался он обычно в третьем часу ночи, когда луна заглядывала в окно. Это его немного пугало. Впрочем, он скоро засыпал снова, а в пять уже вскакивал, потому что ему чудилось, что на улице гудит автомобиль и его вызывает Курнатко.
Только днем отлетали все призраки и страхи. Войны не будет, битва за мир будет выиграна! Это утверждал Антек, и с ним были целиком согласны Павел Чиж и Бронка. Того же мнения был и Курнатко. Газеты во всем мире обсуждали недавние ответы Сталина корреспонденту «Правды» на вопросы об атомном оружии. «Эти ответы нанесли сокрушительный удар планам англо-американских империалистов», — писала пекинская газета «Женьминьжибао». Курнатко очень усердно читал газеты. — Китайцы — народ осторожный, товарищ директор, — объяснял он Кузьнару. — Уж если они что скажут, так на это можно положиться.
«Пожалуй, он прав, — думал Кузьнар. — Ведь они вот уже двадцать лет воюют и значит разбираются в таких вещах».
— Ну-ка, нажмите! — обращался он к Курнатко, и «победа», скрипя шинами, въезжала на асфальт моста.
На стройке Кузьнара осаждала со всех сторон непроходимая чаща повседневных забот и дел. Он кидался на все сразу, очертя голову. Хотел рубить и расчищать эти заросли, корчевать землю под своими ногами, чтобы крепко стать на ней, наконец, и осмотреться. Но за ночь чаща опять вырастала, и наутро приходилось снова с трудом пробиваться сквозь нее. После нескольких дней таких усилий Кузьнар чувствовал себя, как вконец измученный дровосек, который уже еле-еле поднимает топор. Тем не менее он продолжал махать им.
Поселок Новая Прага III, который на белой бумаге чертежей «Горпроекта столицы» так убедительно свидетельствовал о светлом и разумном полете человеческой мысли, рождался в муках, в трудной борьбе с препятствиями, с природой, со слабостями человеческой натуры, с тысячью невероятных случайностей, и все кругом словно вопило громкими голосами: «Нет!»
Уже на третий день перед Кузьнаром грозно встали назревшие вопросы, которые ему приходилось разрешать, полагаясь на свое чутье и сметку, так как никакого опыта в этих делах у него не было. «Отсутствие технической документации». Эти три слова упорно повторялись во всех отчетах и докладах, звучали в телефонной трубке, стали кошмаром, который по ночам гнал сон от его глаз. Он ездил с инженером Боярским в «Горпроект» выяснять, почему тянут с чертежами. Причина приводилась всегда одна: перегрузка. Мозг новой Варшавы, создавший четкие картины будущего, а мечты исчислявший в миллиметрах, по временам не поспевал за темпом их осуществления. Осуществление обгоняло бег человеческой фантазии. «Потерпите, — говорили Кузьнару, — представим вам чертежи через два дня…» «Подождите!» — с такой просьбой обращалась коллективная мысль к коллективной воле. В данном случае выразителем этой воли к претворению мысли в действие был Кузьнар. А мысль представлял улыбающийся мужчина за письменным столом, на котором были разложены планы с синими контурами новых кварталов.
— Но как же котельные? — кипятился Кузьнар. — Человече, поймите вы — котельные ждать не могут!