Граждане

— Спасибо, — тихо ответил Павел и снова отвесил неловкий поклон.

— В пять! — крикнула Агнешка уже из ворот.

— В пять, — повторил он и рукой, в которой сжимал кепку, сделал какой-то необъяснимый жест в сторону уличного фонаря.

Агнешка вернулась как раз во-время — кончалась предпоследняя перемена.

И, взбегая по лестнице, она подумала с удовлетворением, что в конце концов все вышло не так уж плохо.

Глава шестая

1

Моросил мелкий, частый дождик. Во время обеденных перерывов шоферы и землекопы укрывались от него под толевыми навесами на столбах. Под этими навесами громоздились розовые горы кирпича, штабеля досок, кое-где лежали позеленевшие канализационные трубы. Отсюда виден был барак управления, перед которым стояли три легковые машины. А вокруг простиралась территория стройки, необозримое море изрытой земли, щетинившейся палисадами лесов. Тут и там между бараками и сараями белела известка, выделяясь среди желтых островков глины и груд толченого кирпича. Стройка тянулась далеко, до самого горизонта, в последние дни заслоненного туманом, и казалось, — нет ей ни конца, ни края. У котлованов, как муравьи, копошились рабочие с тачками, серые, безмолвные фигуры — голосов почти не было слышно в помутневшем от дождя сыром воздухе. Туман все более густел, и все труднее было различать в нем белесые, угловатые контуры недостроенных зданий и высокие клетки подъемных кранов, торчавшие над помостами, как орудийные башни. Везде черными точками мелькали люди, лишь изредка откуда-то долетал окрик, лязг какого-нибудь инструмента или стук вагонеток. Казалось, в напряженной тишине этого серенького дня, под пеленой дождя, скрывавшей горизонт, здесь спешно разбивают огромный лагерь у самых ворот города. Издали, словно из глубины бора, доносилось ворчанье бетономешалок и сердитый рев экскаватора, работавшего у котлована 45-Б, из которого должно было вырасти центральное здание поселка, Дом молодежи, мощный шестиэтажный корпус с двумя расположенными полукругом флигелями.

В ту пору Кузьнар был почти уверен, что строительство поселка Новая Прага III совсем измочалит его, попросту доконает. Жизненный опыт подсказывал ему, что человеку иногда приходит конец совершенно неожиданно, даже тогда, когда он как будто в расцвете сил. Вообще-то он верил, что сил у него еще много, но перед стройкой пасовал. Это он, Кузьнар, называвший себя помесью быка с медведем и лисой! Энергия тратилась на кропотливую возню, на повседневную борьбу со всякими мелкими неурядицами, которые часто казались непреодолимыми. И Кузьнар чувствовал (это смутное предчувствие было похоже скорее на вздох изнеможения, чем на сознательную мысль), что именно она, стройка, незаметно, но неумолимо ведет его к погибели.

Это не страшило бы его, если бы он мог поверить в необходимость такой траты последних сил. Оставить по себе ощутимый след, отпечаток своей руки на той будущей жизни, которая когда-нибудь здесь расцветет, — не завидна ли такая участь? Полвека прожито, это срок немалый, отпущенный щедрой рукой. «Жил я по совести, — говорил он себе часто засыпая. — Были люди и похуже меня». Где-то когда-то прочел он слова одного поэта: «Счастлив, кто вырастил хотя бы одну розу для своей отчизны». Ну, а он, Михал Кузьнар, что там ни говори, вырастил две: Бронку и Антека, два еще нерасцветших бутона, новое и славное поколение Кузьнаров.

Но погибнуть без явной необходимости, просто так, потому что Русину взбрело на ум подпереть им, Кузьнаром, миллионную кубатуру своих фантастических планов, — мысль эта будила в нем тоскливый ужас. Он казался самому себе старым деревом, которое могло бы еще простоять в лесу десяток-другой лет, а его срубили, вытесали из него деревянную стойку, чтобы поддерживать в шахте тяжелую громаду каменного пласта… Кузьнар часто в душе проклинал Русина.

Впрочем, когда он в первый раз приехал на стройку, ему там даже понравилось. Вдыхая знакомый запах свежих досок, известки и кирпичной пыли, он приободрился; обошел всю территорию будущего поселка в сопровождении инженеров, сотрудников, инспекторов и начальников участков; толковал с рабочими, расспрашивал мастеров, и его меткие словечки бывшего каменщика вызывали вокруг одобрительный смех. Он, как и в былые времена, умел разговаривать с людьми, этому нельзя разучиться. На четырнадцатом участке, где строилась школа и уже были уложены бетонные плиты фундамента, Кузьнар вступил в дружескую беседу с известным передовиком труда Звежинским, которого перевели на Новую Прагу III со стройки МДМ для того, чтобы повысить здесь качество работы и ее производительность.

— Ну как, товарищ Звежинский? — шутил Кузьнар. — Новые времена наступили, не приходится уже, как бывало, воровать на стройке обрезки?

Звежинский внимательно оглядел нового директора и, вытирая руки о штаны, ответил:

— Нет, не приходится, конечно, товарищ директор… Одно плохо: развернуться здесь негде, показать работу.

Звежинский любил строить видные и красивые здания в центре города, а здесь, за Вислой, он чувствовал себя как бы в изгнании.