Граждане

— Помяните мое слово, через год-два к каждому из нас приставят какого-нибудь сопляка в красном галстуке, и будут они за нами следить днем и ночью. Вам не позволят утверждать, что дважды два — четыре, пока не проверят, согласен ли с этим Ленин…

— Гм! Кха-кха! — Гожеля предостерегающе кашлянул, увидев Агнешку, и оба замолчали.

Инцидент с Дзялынцем и связь его с рядом других фактов обсуждались на партийном собрании. Агнешке было ясно, что здесь не случайное недоразумение. В школе шла война, в классах и учительской проходила «линия фронта», и то, что произошло в одиннадцатом «А», только отчетливее выявило ее. Четверка зетемповцев, обвинявшая Дзялынца — Кузьнар, Свенцкий, Збоинский и Вейс, — были лучшими учениками в школе и представляли как бы центр школьного коллектива. Замазывать идеологическую борьбу, игнорировать ее существование — значило бы обманывать мальчиков, потерять их доверие. И Агнешка считала, что случай в одиннадцатом «А» замалчивать нельзя, хотя бы в других отношениях это было выгодно.

На партийном собрании тоже высказывались различные точки зрения: например, молодой преподаватель русского языка Сивицкий винил и себя и других в том, что они недооценили роли воспитательной работы, какую должна вести партия в школе. Кто руководит ячейками ЗМП? Бюро ЗМП? Этого мало! Партийная организация не уделяет им достаточного внимания. Кузьнар и Свенцкий, быть может, — мальчики выдающиеся, но не более как мальчики, и этого не надо забывать. Ни одному из них еще нет 18 лет.

— В их возрасте еще можно делать глупости, но в нашем уже нельзя, — говорил Анджей Сивицкий (ему было 25 лет, он недавно сдал последние экзамены в Варшавском университете, и на его розовых щеках едва пробивался светлый пушок). — Не слишком ли много воли даем мы этим мальчикам? Вот извольте — приходят и требуют: выгнать Дзялынца в шею! А мы не знаем, как быть, потому что вся эта история застала нас врасплох.

Агнешка мысленно соглашалась, что он во многом прав, но в то же время ей было обидно за мальчиков. Ведь намерения у них самые лучшие. И сколько в них искренней горячности! Она любила их, в особенности Антека Кузьнара, с которым вне школы была на «ты». Впрочем, и с Юзеком Вейсом они тоже называли друг друга по имени. Агнешка считала, что за этих ребят Сивицкий может не опасаться. Пусть старый чудак Гожеля их не терпит, а заместитель директора Шней в глубине души их побаивается, — в конце концов, в этом выступлении зетемповцев ничего плохого нет! А сколько раз они вызывали восхищение всех классов! Рефераты Стефана Свенцкого читались вслух в других школах. А кампания борьбы с хулиганством, которую поднял и провел Антек Кузьнар? Тот же Антек побил всеваршавский рекорд на школьном состязании в прыжках с шестом, а прошлой весной спас тонувшую в Висле девочку… Лешека Збоинского, когда он раз вечером после заседания бюро ЗМП шел домой, ранили финкой хулиганы «бикиняры», которых Лешек знал в лицо, так как младший брат одного из них учился в восьмом классе. И после того случая Лешек и Вейс взялись за воспитание этого младшего брата: теперь он в зетемповском активе.

Агнешка о каждом зетемповце думала с горячим товарищеским чувством и возмущалась, когда кто-нибудь из учителей, особенно лицемер Шульмерский, говорил о них пренебрежительно. Они знают о мире больше, чем этот пожилой педагог, и во сто раз честнее его и чище душой! Она угадывала чувства и стремления, которые они стыдливо скрывали, маскируя их удальством или насмешливым хладнокровием. Гожеля, или Шульмерский, или учитель закона божия ксендз Лесняж были бы способны понять их детские мечты, если бы они были более похожи на настоящих людей. Даже Анджею Сивицкому, в общем хорошему товарищу, Агнешка не могла простить тот сухой тон, каким он говорил о зетемповцах. Может, они иногда и слишком много себе позволяли, но зато кто, как не они, впустил в школу свежий ветер, веющий по всей стране? Не они ли вели за собой остальных учеников? Это бесспорно. И Агнешка «совершенно объективно» считала зетемповскую организацию своей школы лучшей из всех варшавских школьных организаций.

Однако на партийном собрании, кроме речи Сивицкого, прозвучали и другие голоса. Сидя рядом со сторожем Реськевичем, Агнешка, красная от гнева, слушала учителя истории в классах «Б» Постылло, который уже с полгода был кандидатом партии и проявлял необычайную прыть, всем своим видом как бы подчеркивая, что от его бдительного ока ничто не может укрыться. Постылло в своей речи предостерегал партийную организацию против некоторых воспитателей молодежи.

— И не только таких, как профессор Дзялынец, товарищи, — говорил он тихо и внушительно, — ибо профессор Дзялынец не так опасен, хотя бы потому, что он не особенно ловко маскируется. А вот другие…