Грация и Абсолют

Принялись за судака. Профессор заговорил, словно припоминая: да… о чём бишь я хотел? Вот… Ему рассказали о случае, разбиравшемся в суде. Муж и жена возвращались из поездки, ночью шли с вокзала домой по глухому месту. На них напали два хулигана. Муж убежал. Они схватили женщину, та в крик. Подбежал прохожий, крепкий мужик, стал её отбивать и подвернувшимся под руку кирпичом двинул одного из хулиганов по хребту. Сделал инвалидом. И попал под суд. Женщина была свидетелем. Между прочим, её спросили: как она смотрит на то, что муж убежал? Оказалось, нормально смотрит: правильно сделал. Не убеги он, его могли бы ударить кирпичом и сделать инвалидом. А стукни он – то был бы под судом.

– Прохожего осудили, хотя и условно, – с расстановкой проговорил профессор. – А как ему помотали нервы!

Лонгин Антонович ждал, что скажет Алик, но она посчитала – разве же и так не понятно? она всей душой за прохожего!

Повисшую на несколько секунд тишину вновь оборвал густой баритон хозяина:

– Я рассказал о паре людей, которые, как вы, Альхен, выразились, не думают, а хотят тепла и гармонии. Они и живут в гармонии, неисчислимые массы простых людей. Это удобно тем, кто, может, и непрост, но о себе знает: добровольно он под пулю не встанет. Эти знающие укрепили мнение, будто дуэли глупы, смешны. Как удалось трусам навязать всем такую гадость? Благодаря несчётным, живущим в гармонии!

Он сказал вдруг потеплевшим до ласковости голосом:

– Что-то мы замолчали…

Девушка меж тем открыла невероятную для себя важность в услышанном: ради неё встанет под выстрел Боб? Дэн? Данков? Гаплов? Взглянула на Виктора: не поспешила она со своим заверением о нём? Заговорила с тихим напряжением:

– Я не хочу, чтобы тот, кого… кто мне нравится… чтобы его убили. Поэтому я рада, что дуэлей нет. – Она тряхнула головой, отчего метнулись змейками её пряди цвета южного солнца. – Но… но мне не надо, чтобы он побоялся вызвать того, кто меня оскорбит.

Профессор проговорил с добродушной подковыркой:

– А ведь одно исключает другое… какая уж гармония?.. – покачал головой и вдруг произнёс другим тоном: – Скажите, Альхен, эта женщина ничтожна?

В Алике забродило что-то горькое и сильное, она не скрыла страстности:

– Но вы не можете знать, чтопереживает та женщина – сравнивая мужа и другого… того подбежавшего человека!

Виктор, с ленцой ковырявшийся в тарелке, живо заметил:

– Женская психология! Свои тонкости.

Лонгин Антонович в рассеянной задумчивости сказал:

– Она не могла не сравнить… Альхен, вы замечательно поправили меня, – Ну да, – продолжил он, – от сравнений бывает больно. Чем лечиться? Не забывать войну.

«О, Боже… – девушку облило тоской, – съехали!» Он, разумеется, воевал, и потянется рассказ… На войне были оба её деда, заслужили ордена, медали, один особенно охотно рассказывал, как поднимал роту в атаку, шёл грудью на… как правильно-то – дот? дзот?

Профессор проговорил с едва заметным лукавством:

– Война, о которой я, хм… это осмысленная повседневность…

Алика прохватил острый сквознячок недосказанности, она ждала продолжения. Вдруг Виктор обратился к хозяину:

– А почему вы никогда не рассказываете о той войне? Вы как-то сказали – были в партизанах…

Вопрос окрашивала вкрадчивость, близость некоего намёка. Девушка почувствовала невнятную тревогу. Парень с неотступной настойчивостью ждал ответа. Не выдержав, добавил:

– Вы… убивали?

Лонгин Антонович с осторожностью повёл пальцами по столу, нащупал нож, приподнял его, говоря с фальшивой игривостью:

– Крови!.. После рассказа об избиении нужен рассказ о кровопролитии – по нарастающей… – он издал смешок.

– Интересно, каким вы сами-то были… – невинным тоном обронил Виктор.

Профессор сделал вид, будто сосредотачивается на чём-то необыкновенно значимом и вдруг искренне просто сказал:

– Выпьем за псковские леса!

Он выпил стопку медленно, словно мысленно уносясь в далёкое уединение, молодой человек неохотно хлебнул нарзана, Алик лишь пригубила рюмку.

Беседу следовало возобновить, дабы гостья не решила, что пора прощаться, и хозяин задал ей вопрос с удавшейся непринуждённостью:

– Альхен, если парень вертит в пальцах спичку, а девушка её отнимает, что сие значит?

Удивлённая быстротой перехода, Алик улыбнулась:

– Она согласна с ним дружить.

– Видите, какой я эрудит! – с нарочитым самодовольством произнёс Лонгин Антонович.

9

Хозяин желал затеять чаепитие, но Алик почувствовала в себе тончайшую границу, отмерявшую время визита. Стала прощаться, а он перечислял названия варений, которые она могла бы отведать, и вдруг на её: – Я не в силах, профессор! – воскликнул:

– Назовите меня Велимир-заде!

– Что, что?

– Покличьте Велимиром-заде!

– Ну почему?

– Ум-мереть можно, до чего прелестно это ваше «ну почему»!

Сидя в машине рядом с Виктором, отвозившим её домой, Алик не могла не вспоминать вслух о настроении слепого, столь необычном для калеки.

– Велимир-заде – и придумал же! Ему действительно идёт.

Парень помалкивал, небрежно держа руки на руле. Глядя на дорогу, попросил:

– Можешь дать ему характеристику?