Грант вызывает Москву.

От Лангмана Релинк вернулся в дом Шрагина. Обыск там, конечно, ничего не дал. Сказав женщинам, что без его разрешения они не должны уезжать из города, Релинк поехал обедать. Спустя час он приехал в СД, вызвал Бульдога и спросил, как ведет себя Шрагин.

— Спокоен. Будто сидит не в одиночке, а в купе экспресса. Давайте лучше посмотрим на него здесь.

— Рано. Григоренко сюда, — распорядился Релинк.

— Он еще не очухался.

— Пусть врач сделает ему укол, и тащите. Живо!

Укол привел Григоренко в странное состояние. Он понимал, что его привели в этот кабинет на допрос, но что это означает для него, полностью не сознавал. Боль, которая оглушила его на предыдущем допросе, словно растворилась в нем, вошла во все поры его тела и, вроде, даже прижилась в нем и не лишала его больше сознания. А вот теперь ему угрожала новая боль, которой уже не раствориться, потому что он весь полон болью прежней.

Григоренко с ужасом следил уголком разбитого глаза за Бульдогом. Тех двух палачей, которые стояли позади него, он только слышал, знал, что они здесь, рядом. А вот там, у стены, на полу лежал черный, тускло лоснящийся резиновый брусок, заряженный болью. Он думал только об этом, и оттого сидевший за столом Релинк казался ему наименее опасным.

— Ну, Григоренко, продолжим нашу беседу, — негромко сказал Релинк и обнаружил, что арестованный его не слышит и смотрит на лежащий у стены резиновый брусок. Релинк усмехнулся крикнул во весь голос: — Эй, Григоренко! Внимание!

Григоренко неторопливо повернул к нему свое вспухшее лицо.

— Ты слышишь меня?

Григоренко кивнул головой.

— Тогда все в порядке. Вернемся к твоему знакомству с Грантом. Не вспомнил ты его?

Григоренко отрицательно повел головой.

— Ты что, говорить разучился? — закричал Релинк. — Отвечай, как положено человеку, языком. Не вспомнил Гранта?

— Н–нет, — Григоренко с трудом разорвал слипшиеся губы.

— Вот теперь ясно — не вспомнил. Но, может, ты знаешь его под другим именем? Внимание, Григоренко! Я сейчас назову тебе другое имя Гранта. Слушай! Его зовут Шрагин! Игорь Николаевич Шрагин!

Как ни был занят болью мозг Григоренко, все же имя руководителя группы ошеломило его, и он понял, где находится. Релинк конечно, видел, какое впечатление произвело названное им имя, и уже не сомневался, что Шрагин и Григоренко знают друг друга. Теперь надо ковать железо, пока горячо, и попытаться выяснить имена всех участников шайки. Релинк подошел к Григоренко:

— Ну, ты убедился, что мы все знаем. И право же, зря ты натерпелся от этого… — Релинк показал на резиновый брусок. — Зря, потому что Грант, он же Шрагин, уже давно сказал нам, что знает тебя.

— Этого не может быть! — вдруг твердо и ясно произнес Григоренко.

Релинк разгадал природу этой уверенности Григоренко и сказал почти задушевно, начиная новую, заранее продуманную атаку:

— Запомни на будущее: я никогда не говорю неправду. У меня просто нет времени выдумывать ложь. Итак, Шрагин сказал нам, что хорошо знает тебя. Снова не веришь? Слушай тогда какую он дает тебе характеристику: неумен, самоуверен, самонадеян, недисциплинирован. И что совсем уж обидно — трусоват. Только трусость, сказал он, могла заставить Григоренко бежать в больницу, где он и напоролся на гестапо.

Григоренко молчал. Его больной мозг кольнуло подозрение: что–то уж очень похоже на правду то, что он сейчас слышал.

Релинк подал сигнал Бульдогу, тот — своим подручным: круг, описанный кулаком в воздухе, — это знаменитая бульдожья «мясорубка».

Эта пытка была придумана с изуверски точным расчетом. Человека били, кололи финками, выламывали ему руки и при этом внимательно следили, чтобы он не потерял сознания полностью А когда человек оказывался на грани этого состояния, пытка прекращалась и Релинк задавал жертве вопросы. «Заглушить сознание, обнажить подсознание» — так научно Релинк определил задачу этой пытки.

— Ну, Григоренко, отвечай! — кричал Релинк. — Ты знаешь Шрагина? Знаешь?

Григоренко смотрел на него кровавыми глазами и молчал.

— Добавить, — тихо произнес Релинк и потом внимательно следил за глазами Григоренко. И когда их стала затягивать пелена, поднял руку: — Стоп! Отвечай, Григоренко, ты знаешь Шрагина?

— Знаю, — еле слышно ответил Григоренко.

— Укол, — распорядился Релинк.

Пока вызванный врач делал укол, Релинк нервно курил, смотря через окно на улицу.

После «мясорубки» и укола сознание Григоренко точно отделилось от него и стало существовать само по себе. Ему подчинялась только малюсенькая частица сознания, которая ведала всем, было связано с болью, расплавленным свинцом наполнявшей тело, и той, еще не изведанной, которая таилась в резиновом бруске. И когда Релинк опять подошел к нему, а резиновый брусок очутился в руках у Бульдога, эта малюсенькая частица его сознания напряглась до предела.

— Последний вопрос, Григоренко, и ты пойдешь спать, — громко сказал Релинк. — Ты должен назвать нам всех участников вашей банды. Ты понимаешь меня?

Григоренко молчал, не сводя глаз с резинового бруска в руках Бульдога…

Глава 53