Павлу очень хотелось напасть на след беглецов и самому их преследовать. Запахло порохом, и это в такой теплый весенний день — над тобой солнце, а внизу — пепел и пыль. Он нехотя встал. Проверил, заряжен ли пистолет. Потом нащупал в кармане гранату и, как всегда, посмотрел на себя в осколок зеркала, прилаженный к окну. Он заметил на щеках редкую щетину и что-то проворчал себе под нос.
Пока он размышлял, не побриться ли ему, в дверях показался Велико, крупный, внушительный.
— Сколько ни глядись в зеркало, красивее не станешь, — пробасил Велико и уселся на кровать.
— Смотрю, что со мной делает природа. Запаршивел... Никуда негодный стал...
Велико не слушал его. Он сунул руку под кровать и вытащил оттуда деревянный солдатский чемодан. В нем был полный беспорядок, но в уголке он обнаружил двухлитровую бутылку с домашней сливовой ракией. Велико посмотрел бутылку на свет, какое-то мгновение полюбовался цветом напитка, потом обтер горлышко рукой и только тогда отпил из нее.
— Сам напрашиваешься, чтобы я позвонил Драгану, — припугнул его Павел.
— Я зашел лишь для того, чтобы напомнить о себе. — Велико сделал еще глоток.
— Сегодня ночью мы увели у Стефки всех ее собак.
— Нет бы и ее увести. Уж заодно! Что касается меня, то я принял решение и от него не откажусь.
— А что ты решил? — пристально посмотрел на него Павел.
— Как бы это ни выглядело глупо, но я обязан это сделать. И хочу, чтобы ты один знал абсолютно все. Раз я допустил ошибку, я сам ее и исправлю.
— А нельзя ли немного яснее?
— Ведется грязная игра, и я должен раскрыть, кто в этом виноват. Иначе все пойдет к чертям! — Велико подтолкнул его к зеркалу и подал ремень, чтобы направить бритву.
— Я случайно встретил Жасмину...
— Она должна остаться в стороне. Мужские дела касаются только мужчин. Уезжаю, и все тут!
— Видал сумасшедших, но таких, как ты... — Павел не договорил. Ему в самом деле стало жаль Велико. — А не можешь ли ты более внятно растолковать мне, что надумал?
— Еду в деревню. Мои люди там никогда меня не обманывали. Они знают весь район как свои пять пальцев. Попробую с ними провернуть это дело. У меня есть одна идея. Если я на правильном пути, то мы добьемся успеха. Если здесь случится что-то непредвиденное, ищи меня там. Но никто другой не должен обо всем этом знать, понимаешь, никто!
— Меня вызывает бай Ярослав, — как-то неуверенно произнес Павел и вдруг оживился: — А давай-ка вместе пойдем к нему! Он...
Велико встал.
— Я тебе уже все сказал.
Павел не удерживал его. Знал, что это бессмысленно. У Велико помутнели глаза. Нетрудно было догадаться, какую тот испытывает боль, а усиливать ее Павел не хотел. Он всегда держался за Велико, держался инстинктивно, видимо чувствуя его правоту. До сих пор Велико удавалось ее доказывать, хотя иногда он вовсе не считался с установленными нормами. Возможно, это объяснялось его обаянием, а возможно, и удивлявшей многих откровенностью...
И снова зазвонил телефон, но Павел не снял трубку. Пусть себе звонит. Он для того и поставлен на стол. Павел вынул из ящика стола горсть патронов и высыпал их себе в карман.
Велико вышел первым. Прислушался к теперь уже сдавленным рыданиям женщин, доносившимся из столовой Стефки Делиевой. Вспомнил о собаках, о разговоре с Павлом, и на его губах промелькнула улыбка.
«Увели их... Ну и история...»
На улице они расстались. Павел отправился в казарму, а Велико — к площади. Разошлись в разные стороны, чтобы не мучить больше друг друга лишними вопросами.
Стефка Делиева, прислонившись лицом к стеклу окна, тяжело дышала и сосредоточенно следила за струйками дождя, словно от этого зависело решение какого-то важного вопроса.
— Неожиданная буря!
Стефка не заметила, когда майор Бодуров вошел в комнату. На нем была белая рубашка, казавшаяся еще белее из-за зеленых галифе и начищенных до блеска сапог. Он благоухал духами. Стефка любила этот запах потому, что это был его запах, но на сей раз она восприняла это без прежнего восторга.
— Мы не виделись целые сутки. — Майор положил руки на ее плечи. В его голосе ощущалась теплота. — А нам надо о стольком поговорить.
— Исчезли, — прошептала Стефка, чуть повернув к майору голову.
— Назревают события, к которым мы не можем оставаться равнодушными.
— Все пять. И никакого следа...
— Я говорю вполне серьезно, — нервно свел брови Бодуров.
— И я не шучу. Так пусто на душе. Жить мыслью, что заботишься о чем-то, о ком-то, и вдруг проститься со всем, потому что у тебя отняли самое дорогое.
— Я тебя не понимаю.
— И никогда не поймешь... — простонала Стефка. — Этой ночью бесследно исчезли собаки, мои собаки.
— Сожалею, весьма сожалею.
— Они были мне дороже даже тебя! Они-то всегда мне верно служили! — причитала Стефка, все так же неотрывно глядя в окно. — Я заботилась о них по-царски, как мать заботится о своих детях. И вдруг они как сквозь землю провалились, словно никогда и не существовали.
— Да, собаки... Жаль. В самом деле, жаль...