Граница надежд

— Хотим попросить у вас сани с упряжкой, чтобы еще до рассвета попасть в город, — сказала я и протянула руки к огню.

— Что касается упряжки, то найдем что-нибудь подходящее, но в такое позднее время и в такой холод... — заговорил он отрывисто, почесывая затылок.

Зная, что скрывается за этим жестом, я подошла и сунула ему в руки все деньги, которые мне дала Стефка Делиева. Хозяин оживился. Встал, засуетился и, чтобы создать хорошее впечатление, заговорил очень громко:

— Ну, о чем разговор, мы свои люди, в конце концов. Здесь осталось немного теплого молока со вчерашнего дня. Поешьте. Вот вам и брынза, сало... Я пойду приготовлю лошадей и сани, а вы в это время... — Он не договорил. Снова надел тулуп и пошел в хлев. Там ржали лошади.

Мои спутники были довольны. Чараклийский разлил молоко в маленькие глиняные миски, нарезал брынзу и сало и пригласил нас к столу.

— Пожалуйте, дамы и господа. Болгарское фирменное блюдо. Вскоре вы уже не будете иметь удовольствие его пробовать... И первым уселся за стол. За ним последовали и остальные. Только я все еще стояла у огня, думая о своем.

Город в пятнадцати километрах отсюда. Через два часа мы будем там. Неизвестно, когда еще мы соберемся вместе. Для меня дорога кончалась здесь. Я тайком вынула фотографию Велико и поцеловала ее. В последний раз посмотрела ему в глаза. Он со мной.

Чараклийский взял меня под руку и усадил напротив себя. Настроение у него было прекрасное.

— Жасмина, такие пикантные деликатесы ты у своего партизана не пробовала. Богата болгарская земля, богата...

Я не слушала его. Хозяин мог в любой момент вернуться, а я не хотела, чтобы он отправился на тот свет вместе с нами.

Открыла свою сумку. Граната лежала под носовым платком. Я осторожно сняла предохранитель и положила сумку у наших ног.

Прощай, Велико. Прощай, Сильва, дитя мое. Другого пути у меня нет... Я закрыла глаза. Секунды отделяли нас от конца...

Майор Велико Граменов. Здесь все мне было знакомо. И вершины, и долины. Знакомо, но уже поросло травой забвения.

Батальоны рыли окопы, а я обходил их, не в силах усидеть на одном месте.

Дьявольский родник. Здесь ранили Драгана. Отряд вел тогда Ярослав. Мы опустили носилки на землю, и я умыл Драгана ледяной водой. Он посмотрел на меня. Посмотрел и улыбнулся.

— Ты ли это? — едва слышно прошептал он.

— Да, товарищ командир.

— Я почувствовал твое присутствие, когда меня несли. У тебя широкий шаг, сильное плечо. И рана моя так не болит, когда у товарищей надежные плечи.

— Они очень надежные, товарищ командир.

— Верю!.. Если вам станет тяжело, не мучайте себя, оставьте меня. Я ни на кого не буду обижаться. Выведите отряд из кольца окружения. Каждый может стать командиром, хотя не каждый доживет до победного конца нашей борьбы...

Я еще раз обтер лицо Драгана, и оно порозовело.

— Будет жить! — прошептал Ярослав, и мы снова его понесли.

Наш Драган — так его называли все, а теперь он пытается перечеркнуть воспоминания... Это тебе не удастся, дружище. Нас чересчур много, чтобы ты мог заставить нас забыть самое дорогое в своей жизни. Ведь даже самые обыкновенные люди с нами. Не жди легкой судьбы, потому что мы не оставим тебя в покое. Ведь ты — наша легенда!

Так я разговаривал с самим собой, а всего в ста метрах от меня проходила граница.

Ну и времена! А Драган похож на слепого. И Ярослав говорил за день до своей смерти: «Нельзя его оставлять одного. Он наш, и мы его товарищи».

Где-то в овраге послышался цокот лошадиных копыт. Я свернул в сторону и остановился у отвесной скалы. Снизу мне махал широкоплечий унтер-офицер. Он пытался заставить животное пройти по узкой козьей тропе. Я подал ему знак, чтобы он подождал, и сам спустился к нему по откосу.

Лошадь покрылась потом, и нетерпеливо рыла копытом землю, а унтер-офицер переступал с ноги на ногу, чтобы согреться.

Он представился и тут же стал рассказывать обо всем, ради чего его прислал Павел.

Я слушал, и передо мной возникали образы Стефки Делиевой, подпоручика Чараклийского...

Драгану я мог бы простить и пулю, которую он выпустил бы в меня, но этим людям... Да ведь они еще не заплатили за пролитую ими кровь и теперь снова взялись за свое...

В кустах я увидел свою лошадь. Солдат едва удерживал ее.

Я вскочил в седло. Унтер-офицер последовал моему примеру. Я послал связного в первый батальон, а сам поехал во второй. И сразу все горы ожили. У меня возникло такое чувство, что и мертвые поднимаются, чтобы прикрыть собой границу.

Не знаю почему, но всякий раз, когда заходила речь о Стефке Делиевой, передо мной возникал и образ Жасмины. Вспомнилось, какой она была в минуту нашего расставания. Она хотела что-то мне сказать, хотела, чтобы я задержался еще хоть ненадолго. И Стефку вспомнил, как она встретилась мне на нашей лестнице со старым, потертым зонтиком в руке...

Неужели Жасмина скрыла от меня что-нибудь?.. И Ярослав намекал как-то на то, что она запуталась, и Драган вызывал ее к себе, не поставив меня об этом в известность.