Без шубки она кажется девочкой — стройной и тонкой. Но где же ее коса? И разве это ее глаза — беспокойные, грустные? И губы — бескровные, стертые.
Ему становится больно.
Ольга прикрывается косынкой, чтобы накормить ребенка.
— Я часто вспоминаю, как мы вместе ходили в горы... — говорит она.
— Да.
— А помнишь...
Официантка подает шницель. Ченцов лениво берет вилку. Ольга к еде не притрагивается.
Перед ним — женщина, которую он любил. Ченцов пытается заставить себя поверить в это. Пытается расшевелить то светлое чувство, что теплилось в нем все эти годы. Но чувства нет. Есть только жалость.
Говорить ли, что вчера был у Елены?
Он хмурится:
— Как фамилия, ну... отца твоего ребенка?
— Солярин, — выдавливает она.
Он где-то уже слышал эту фамилию. И вдруг холодеет:
— Солярин? Директор промкомбината?!
Она опускает голову.
Он задыхается от возмущения и обиды. Так вот почему Елена...
— Солярин, Солярин! — восклицает он. — Понимаю: персональная машина и всё прочее... И это, конечно, твоя мать!..
— Мама умерла недавно, — покорно вставляет Ольга
— Прости, — смущается он. И снова говорит резко: — Ты почему не в суде? Иди. Скорей. Его, может быть, оправдают!
Она сидит поникшая, жалкая, не знающая, что делать. Повтори он это еще раз — и она побежит в суд. Неужели жизнь ничему ее не научила?
«А меня?» — думает Ченцов.
Только сейчас он понял, что обокрал себя — и в тот роковой день, когда расстался с Ольгой, и потом, все эти годы, с мальчишеским пренебрежением думая о женщинах и потому не понимая их.
— Мы что-то прозевали с тобой, Ольга! — говорит он.
Она молчит. И тогда он спрашивает о том, что мучает его со вчерашнего дня:
— Кстати, куда делся тот моряк, помнишь, он был на нашей свадьбе?
Ольга осторожно отнимает грудь от ребенка.
— Не знаю. Скрытная она, Лена... Да по всему видать... Так и живет одна. Сильная... А вот я не смогла. — И слова звучат непривычно, твердо: — Выходит всё у нее впереди... самое лучшее... А у меня...
Декабрьский вечер. Теплый. Только на юге бывают такие вечера в декабре.
Перрон. Фонари. Руки — в перчатках, без перчаток. С цветами. Без цветов. Намокшие от слез глаза. Смех.
Ченцов смотрит из окна вагона. Его провожает Ольга. Они теперь совсем чужие. Но Ольга молодец, что пришла его проводить. Он сказал: не надо, а она пришла. И сейчас ему это приятно.
Рядом с Ольгой стоит Елена. Она здесь, чтобы Ольге не было так тяжело.
— Поезд семьдесят восьмой отправляется с первого пути! — бездушно хрипит репродуктор.
Ченцов смотрит на Ольгу и Елену, и чувство такое, будто он что-то недодумал, недоговорил. И этих «недо» собирается много...