Гранит

— Вовсе не пальчиками, — надула губы Марина.— Мы вилками раскладываем...

— Дай часок отдохнуть!

— Отстань от него, Марина, — вмешался Сабит. — Человек, мало-мало, спать хочет...

— Это дело наше, Сабит, — тихо ответила девушка. — Ваня, ты часочек поспи. Только не больше. Я тебе ужин принесу, а потом пойдем.

Глаза влюбленные, преданные.

Сабиту даже неприятно, что Марина, веселая и жизнерадостная девушка, так страдает от любви, так смотрит на Ивана.

Она ушла, но через полчаса снова появилась. Быстро прибрала на столе, сложила стопкой газеты, поставила на освободившееся место тарелку с гречневой кашей, которую больше всего любил Иван. Сверху положила три котлеты. Затем достала из сумки бутылку пива. Для Ивана это и не ужин вовсе, если он пива не выпьет.

Марина готовила из редиски салат и поглядывала влюбленными глазами на Ивана. Тот крепко спал.

Поставив салат и отрезав два больших ломтя хлеба, Марина подошла к кровати и осторожно присела с краешку. Подождав немного, легонько погладила Ивана по голове:

— Проснись, Ваня. Проснись. Я тебе пивка принесла.

Это подействовало. Иван открыл один глаз, потом другой. Поднялся и сел на кровати.

Марина, казалось, ничего не замечала. Она не обращала никакого внимания ни на Сабита, ни на Остапа, которые молча наблюдали за тем, как священнодействовала девушка.

— Пошли, Сабит. Нам ужин никто не принесет, — встал Остап.

Они неторопливо оставили комнату.

5

Григоренко проснулся от собственного крика. Какое-то мгновение прислушивался. Не слышал ли кто, как он кричал? Нет, тихо. У соседей ни шороха... Может, ему только показалось? Но нет. У него до сих пор стоит в ушах этот страшный, отчаянный крик.

Приснилась ему мощная дробилка ЩКД-8. Новенькая, прямо из сборочного цеха. И вдруг подходит к ней Лисяк с ацетиленовым резаком и начинает кромсать металлическую станину. Режет, как масло.

— Что вы делаете? — закричал Григоренко и почувствовал, как зашлось у него сердце.

— Металлолом делаем, — хищно оскалился Лисяк. — Братве на выпивку! Металлолом сдадим — деньгу получим, директор!

— Остановитесь! — неистово закричал Григоренко.— Прекратите немедленно!

И проснулся. Сердце болезненно сжималось и часто стучало.

С улицы доносились какие-то неприятные звуки. Это грузили контейнеры на мусоровоз, заменяя их пустыми.

Сквозь щели штор тоненькими ленточками пробивались солнечные лучи. Ему казалось, что он слышит такие знакомые удары кремлевских курантов. Однако отсюда, с Арбата, с Калошина переулка, их не услышать. Это, наверно, радио. Да, радио... куранты отбивают шесть. Утро.. .

«Что день грядущий мне готовит? — подумал Григоренко. Конечно, как и все, он ожидает ясного дня. — Каким он будет для меня? Днем удач или разочарований? Надо же, какой нелепый сон!»

В коридоре послышались шаги.

«Не Наташа ли приехала? Нет, прошли дальше. .. Сегодня обязательно побываю в Кремле. Интересно, какой стала та яблоня-красавица? Сколько же это лет прошло? Десять!»

Тогда у него тоже было подавленное настроение. Все мечты о дальнейшей военной службе вдруг рухнули. В двадцать девять лет капитан Григоренко был уволен из армии. Попал под сокращение.

Сергей Сергеевич лежит с закрытыми глазами. Так лучше представить Кремль и стоящую возле только что построенного Дворца съездов яблоню. Она цвела тогда. Площадь обнимала ее, белоцветную, как мать дочку. Лепестки цветов на ней были широкие и сочные. Она стояла среди людей, среди каменных громадин, в праздничном белом наряде, как образ чистоты и ясности. Григоренко вслух произнес тогда:

— Все-таки это здорово — жить! К чертям мрачное настроение! Ведь я молод, и все еще у меня впереди!..

«Обязательно посмотрю на ту яблоню, — раздумывал Григоренко. — Не уеду, пока в Кремле не побываю».

Потянулся к столику, взял папиросу, закурил. Сколько еще придется ему здесь пробыть?

Быстро поднялся, оделся и поехал в главк.

Григоренко, очевидно, успел намозолить глаза девушке-секретарю. Увидев его, она сказала:

— Подзадержались вы в Москве, — и скрылась в кабинете.

Вернулась, пожала плечами:

— Не принимает.

Григоренко упорно ждал. Наконец вышел последний посетитель. Начала собираться на обед и секретарь.

— У него никого нет, — заговорщически кивнула она в сторону двери.

Сергей Сергеевич зашел в светлый просторный кабинет.

Заместитель начальника главка поднял глаза от бумаг, которые читал, смерил Григоренко с ног до головы.

— Разве не видите, что я занят?

— Я директор комбината, — ответил Григоренко.— Из Днепровска, — и подал подготовленное им отношение об отпуске ЩКД-8.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул заместитель, — садитесь, пожалуйста.

Он пробежал глазами поданный документ.

— Значит, для вашего карьера необходима дробилка ЩКД-8?

— Очень нужна, — ответил Григоренко.

— Так-так... Две недели назад главк от нее отказался. Я сам подписывал отношение в Госплан...

Лицо его было спокойным, только густые седые брови сошлись на переносице.

«Так вот почему Соловушкин послал меня с отношением именно к нему, — соображал Сергей Сергеевич. — Всего две недели тому назад решилась судьба дробилки. Я в то время был уже в Днепровске».