А может и правильно, что возможности придумать правдоподобную ложь у него не было. Ведь неприятно это, ловчить и обманывать. Да, наверное, без этого не прожить, это нужно, но всё равно — неприятно. И слишком быстро входит в привычку. Раз соврал, два соврал, а на третий уже и не заметил, как соврал, а заодно и струсил. А потом можно придумывать себе сколько угодно оправданий — не смог, не получилось. Пятна-то с совести всё равно не отмоешь.
Вот чего ему сейчас бояться? Понятно же, что ничего уже не изменить и завтрашних пыток не избежать, если только не случится чудо, а на чудеса — плохая надежда. Значит, надо достойно их выдержать, а не дёргаться бестолково, как кролик в силке.
— Я был один. Больше мне сказать нечего, — упрямо повторил мальчишка.
Отец Сучапарек шумно вздохнул. Рядом раздался кашель. Верховный Инквизитор повернулся к державшему факел воину и одарил его неодобрительным взглядом. Стражник испуганно сжался, но гроза его миновала.
Отец Сучапарек снова глубоко вздохнул, прочитал про себя краткую молитву. Нужно быть спокойным. Терпение и ещё раз терпение. Дерзкий мальчишка, конечно, способен вывести из себя кого угодно, но гнев в допросе плохой помощник. Нет, сейчас нужно ледяное спокойствие и мерное, но неотвратимое давление. Пусть жертва бьётся из стороны сторону, пусть теряет силы. Мальчишка хоть и оказался крепче духом, чем казалось раньше, всё равно рано или поздно расколется. В том, что он изонист — уже сознался, хотя отрицать это и так было бессмысленно: кто же кроме изониста способен освободить дракона. Остаётся выведать, кто его сообщники.
Брат Брабец докладывал, что наёмник Меро подозрений не вызывает. Ну, Брабец — известный законник, дай ему волю, так застенки опустеют. Надо вызвать наёмника в замок и хорошенько допросить самому. А ещё лучше — допросить с пристрастием. И ящерицу нужно с пристрастием допросить. Мало ли, что по человечески не разговаривает. Раз понимает, значит, да или нет изобразить в состоянии, а большего от неё и не требуется. Но это — немного позже. А пока нужно дожать проклятого дикарёнка.
— Ты назовёшь всех. Мы умеем развязывать языки. Брат Бодак, покажи ему, что у нас есть для особо неразговорчивых.
Палач, давно уже убравший иглу в недра короба, оживился и вытащил здоровые железные щипцы.
— Видишь, какие клещи?
Умом Серёжка понимал, что это уже запредельно страшно. Но, как ни странно, ужаса не испытывал. Ещё какую-то пару минут назад он весь трепетал, а сейчас мальчишкой овладело холодное безразличие. Словно на лавке перед инквизиторами сидел кто-то другой, а он, Серёжка Яшкин, наблюдал за происходящим со стороны и отпускал ехидные реплики.
Наверное, в своё время мальчишка сказал Вену правду: он мог быть либо смелым, либо осторожным, но не тем и другим одновременно. И сейчас, когда так и не сумевшая помочь маска испуганного малыша оказалась окончательно не нужна, Серёжка не просто стал собой. Запрятанная в дальний угол гордость вырвалась на свободу и теперь брала реванш за то, что ей так долго пришлось молчать. Конечно, это было не умно, но умное поведение ему уже не помогло. Будет хуже? Не жалко. Жалеть стоит о том, что не будет лучше.
В общем, Серёжка сам толком не понял, как получилось, что он пренахально улыбнулся и ехидным голосом поинтересовался, не собираются ли инквизиторы зарабатывать себе на жизнь колкой орехов.
Лысый Бодак тупо уставился на мальчишку и заморгал, словно глуповатый великан из сказки, на голову которому упал кирпич. Стражник с факелом хрюкнул, поперхнулся и побагровел от безуспешно сдерживаемого смеха. И только Сучапарек выдержал удар, хотя, судя по тому, как гневно раздувались ноздри, шутка достала и его. Ответить в том же духе инквизитор то ли не сумел, то ли не захотел. Сбился на привычные угрозы:
— Эти клещи для тебя, а не для орехов.
— Ну, этот орех вам не по зубам.
— Эти клещи гнут железо.
— Железо-то можно, оно гнётся…
И Серёжка выразительно пожал плечами, дескать, извините, но я вам не железо.
Отец Сучапарек, наконец, осознал, что в этой перепалке выглядел просто глупо. Что бы там ни было, но язык у дикарёнка был подвешен очень здорово. Да и вообще мерзавец оказался крепче, чем думалось на первый взгляд. Только что Верховный Инквизитор Толы был уверен, что мальчишка уже сломлен и вот-вот начнёт всё рассказывать, но тот сумел собраться с силами и сейчас явно не выглядел побеждённым. Теперь уже самому Сучапареку следовало прикладывать усилия, чтобы не потерпеть поражение в поединке характеров. Конечно, в любом случае сила за Инквизицией, и казнить наглеца никто не помешает, но отправить его на смерть несломленного означает проиграть.
Сама возможность такого исхода казалось кощунственной. Какой-то сопляк мальчишка и благословлённый богами Орден Инквизиции. Разве можно сравнивать силы?