Гранатовое зернышко

Замедлив шаг, Мир буквально подкрался к дверному проему, остановился на расстоянии вытянутой руки, отступил к стене, заглядывая внутрь, взгляд упал как раз как было нужно — на сцену.

Сначала даже показалось, что на сцену пустую, а музыку, которая громыхала сколько есть мочи, будто кто-то забыл, но через пару секунд в поле зрение попала и фигура.

Дамир дернулся, будто от неожиданности. Тут же захотелось одновременно войти и смыться незамеченным. И мимолетно прокатилась волна гнева на себя — поведение ведь откровенно мальчишеское. Не за девушкой в бане же подсматривает… Хоть все равно подсматривает…

Выходить на свет — не вариант. Амина наверняка посчитает, что он стоял тут долго, разозлится, еще чего доброго — поскандалят на ровном месте, и неизвестно, кто первый сорвется, а денег жалко. Но и уйти почему-то не выходило — ноги будто вросли. Мир даже попытался дернуться обратно в коридор, но что-то не пустило — как смолой к полу присобачило.

Именно так он и объяснил себе тот факт, что больше рыпаться не пытался — застыл, дышать стал как-то осторожней, затаился, засмотрелся…

Амине-ханым плясала от души, с душой, бездушно. Плавно, когда хочется, чтоб было нежно, резко, дерзко даже, когда музыка требует какой-то шалости.

Это был танец, который Мир уже несколько раз видел во время их ночных шоу. Он сам их не любил. Не любил и не понимал. Искренне не верил, что найдется сумасшедший, который станет ходить в Баттерфляй, чтобы насладиться этим зрелищем. Дело вкуса, конечно, но ему это казалось пошлым, раздражало.

А вот сегодня нет. Шли минуты, а раздражение не наступало, было просто интересно. Интересно и захватывающе…

Амине было что сказать с помощью тела, Мир, застыв, наблюдал уже за третьим танцем, после каждого обещал себе смыться по-тихому, но «смола» все никак не отпускала, приходилось стоять.

Мужчина понимал, что оправдание так себе, но оторваться от созерцания тоже не мог.

Смотрел на ее длинные голые ноги, на напряженные икры, на худые лодыжки, на выпуклые коленки и явно очерченные мышцы бедра. Смотрел на плоский живот, голый, потому что Амина закрутила майку под грудью. На грудь тоже смотрел, хоть и пытался отвести взгляд. На не то, чтоб выдающуюся, но очень пропорционально подходящую. На ключицы смотрел — выпирающие. На губы — то расплывающиеся в улыбке, то сжатые, то влажные после того, как по ним проведут языком, то пересохшие. На глаза не смотрел — глаза у Амины вечно блуждали, да и слишком далеко стоял.

Она была очень необычной женщиной. И ведь девушкой даже не назовешь-то особо. Не потому, что возраст уже не девичий, а потому, что девушки — они проще, они понятней, они из меньшего количества вопросов состоят. А тут не то, что загадка — а сложная ловушка с миллионом встроенных секретов.

Но вдруг Мир сделал непроизвольный выпад в сторону двери — с окончанием очередного трека Амина споткнулась.

* * *

Музыка остановилась и Амина… Такая уверенная в каждом своем движении, в каждом настолько отточенном, резком движении, запнулась, будто наткнувшись на невидимую преграду, схватилась за стул, чтоб не полететь кубарем на сцену, сгорбилась, тяжело дыша, слушая тихий шум, доносящийся из музыкального центра, прижала руку к груди…

Дамир явственно представил, как там сейчас должно быть жарко и тесно легким. Она пробежала танцевальный марафон — не иначе. Даже у него сердце ускорилось — а ведь он только следил за этим. Следил и непроизвольно ускорял дыхание, подстраиваясь под ее ритм. Ему хотелось быть причастным к этому танцу. В принципе, сейчас он уже мог признаться, что ему хотелось быть причастным к ней. Прятаться за дверью не хотелось, злить ее и злиться в ответ. Хотелось иметь право… хотя бы выйти из тени.

Размышляя, Дамир следил за тем, как Амина продолжает быстро дышать, постепенно успокаиваясь, как рука в один момент перестает прижиматься к груди, с силой упирается о спинку стула, как девушка постепенно выравнивается, разминает шею, переступает с ноги на ногу — будто проверяя, что с ними, а потом складывает руки на груди, насупливает брови, о чем-то задумываясь…

Амина оглянулась, словно проверяя — нет ли кого-то поблизости. Дамир знал точно, что его не заметят. Потом она подошла к музыкальному центру, положила руки уже на него, смотря перед собой — явно не на стену, но куда-то дальше, а потом решилась. Кажется, на что-то решилась.

Мир еще не знал, на что, но когда Амина снова вернулась к стулу, села на него, скользнула пальцами по своим непозволительно красивым ногам, таким голым в этих шортах, сердце Мира вновь ускорило бег.

Она расстегнула босоножки — ненавистные Мировы босоножки — со шпилькой сантиметров в двенадцать, пошлые, яркие, вульгарные. Сбросила сначала правый, потом левый, прямо так — сидя — поднялась и опустилась на носочки, то ли разминая уставшие ноги, то ли пробуя новые ощущения — когда ноги ближе к земле. Потом Амина подняла взгляд, вновь окидывая им помещение. И если раньше она будто проверяла — нет ли кого рядом, теперь искала. Что-то искала…

И, кажется, нашла…