Гранатовое зернышко

На последних аккордах, когда история приближалась к своему логическому завершению, Дамир заметил, что и Амина начинает ускоряться – торопится, движения становятся более резкими, в спокойном взгляде вспышками проявляется паника. Со стороны казалось, что она боится не успеть, боится, что тех пяти минут, которые длилась композиция, будет недостаточно для ее лебедя, что он сможет после этого улететь в другое озеро…

Боялась она совершенно зря, как казалось самому Дамиру, но не отметить этой горячности он не мог. И чем ближе финал, тем движения становились все более торопливыми, а на женских губах больше не было улыбки. За пару секунд до последней ноты же Амина остановилась как вкопанная, застыла, опустила руки, глядя перед собой. Туда, где должен был быть ее лебедь. И по тому, как она смотрела, Дамир понял – она танцевала не одна. А еще… ее лебедь все же улетел.

Схватив пульт, Амина выключила магнитофон, сорвала с талии шнур, после чего самодельная юбка тут же упала к ногам, сгребла свои любимые ужасные босоножки и помчала прочь. Благо, помчала через кулисы, иначе им с Миром было бы не избежать неожиданной встречи.

И видит бог, Дамир понятия не имел, что сможет ей сказать. Никогда в жизни он не видел слез Амины. Никогда не предполагал, что она умеет плакать, что в ней вообще есть слезы. А уносясь со сцены, она горько всхлипывала.

Так, что у Мира защемило сердце, захотелось пойти следом и успокоить, но она ведь не даст. И обозлится еще больше, да и не простит никогда – что подсмотрел, что влез в душу, а ведь этот танец – это было ни что иное, как ее душа.

Поэтому идти за ней нельзя было. Ей на глаза показываться теперь нельзя было. Миру казалось, что стоит им встретиться – она тут же поймет, за чем он подсмотрел. Она у него такая – прозорливая. Хотя не у него ведь… Не у него.

Дождавшись, пока пройдет еще минут пять, он вышел в зал, аккуратно свернул скатерть, служившую юбкой, сложил на стуле, сверху положил шнурок. Пальцам было приятно касаться материи. Материи, ставшей таким же невольным свидетелем чего-то тайного, как и сам Дамир. Поэтому он даже чувствовал с ней какое-то родство. Глупость, но правда. Вот только скатерть теперь не будет мучить себя мыслями, сомненьями и чувствами, а он будет.

Ступая не то, чтоб слишком тихо, Дамир направился прочь из зала в свой кабинет. Лучше бы поехал домой сразу же, как собирался…

***

Захлебываясь слезами и одновременно злясь на себя за то, что решила снова разбередить рану, что не смогла сдержаться, что расплакалась, Амина влетела в кабинет, захлопнула дверь, упала на диван, впиваясь зубами в подушку. И даже так – даже через сантиметры ткани, до ее ушей продолжали доноситься собственные всхлипы.

Больше никогда… Никогда она не будет танцевать. Вот так. Об этом. Думая, что с ним… Больше никогда не позволит себе снова окунуться с головой в свое прошлое. Больше никогда так явно не увидит Илюшу. И больше никогда он от нее не уйдет.

Она действительно была в этом танце лебедушкой. Она действительно встретила своего лебедя. И если десять лет тому эта танцевальная сказка закончилась красиво, то теперь могла закончиться только ее слезами. Потому что лебеди действительно любят один раз в жизни, а ее лебедь любить ее больше не может.

***

– Амине…

Просто так уехать Дамир все же не смог. Поэтому вернулся в кабинет, побыл там с десяток минут, спустился на парковку, прислонился к боку машины и стал ждать. Знал, что она еще не уходила – когда проходил мимо ее гримерки, слышал в ней копошение. Ну уже не плач – и то хорошо.

Вышла же на свежий воздух она совершенно не такой, какой была на сцене. И дело даже не столько во внешнем облике – в слишком облегающей юбке, высоких каблуках и блузке, застегнутой на четыре вместо пяти пуговиц. Дело во взгляде – безразличном, пустом, холодном.

В нем больше нет души. Нет боли, но и радости нет. В нем есть цель, но нет чувств.

Амина мазнула этим пустым взглядом по лицу Мира, пожала плечами, а потом направилась точно к подъехавшему пару минут тому такси.

– Я могу подвести, ночь на дворе…

– Не надо, спасибо, – не оглянулась даже. – Дай возможность человеку заработать. Ему… Не мне… – а потом Амина все же улыбнулась. Видимо, считая свою шутку о легкости собственного поведения, удачной.

– Дура ты…

Махнув на нее рукой, Мир забрался в автомобиль, чтобы стартануть раньше, чем эта контуженная лебедушка на такси.

Он понятия не имел, как к ней подступиться. Все его представления о взаимоотношениях мужчин и женщин с ней разбивались о нестандартность конкретной женщины.

И Мир сейчас имел в виду даже не то, чтобы построить с ней какие-то любовные отношения, у них просто по-человечески общаться не получалось. И это бесило.

Поэтому сегодня, как и сотни раз до этого, он просто уехал, бросив напоследок, что дура…

А она и не спорила, садясь в машину, улыбаясь водителю, подумала про себя, что Дамир охарактеризовал ее крайне точно. Полная дура, неизлечимая и неисправимая.

Глава 6