В своей тайной жизни нужно принять и понять необходимость полного одиночества. Как это делаю я обычно четыре-пять дней подряд, мотаясь по дорогам и явкам и считая своим единственным домом коттедж в Александрии, наем которого оплачивает мне государство, чтобы я все время находился где-то рядом с офисом. И хотя там поблизости мой любимый игровой клуб, хотя там я поместил некоторую часть своей коллекции, а по стенам развесил какие-то снимки и грамоты, полученные за свою службу, для меня это всего лишь времянка, пустое место, пахнущее краской и картоном. Но никак не настоящий дом.
Однако труднее всего в такой двойной жизни — необходимость постоянно врать.
Пегги знает, что я работаю на правительство, но поскольку я дипломированный математик и программист, она считает, что в мои служебные обязанности входит научный анализ безопасности федеральных объектов внутри страны и за рубежом. Я убедил ее, что большая часть моей работы засекречена и мне запрещено распространяться о ней, но по крайней мере Пегги считает ее совершенно безопасной. Даже скучноватой. Столько цифр и непонятных диаграмм!
Она понимает и, надеюсь, мирится с тем, что меня нельзя расспрашивать о моих конкретных заданиях.
И я, в свою очередь, не делюсь подробностями своей личной жизни ни с кем из коллег. Даже с теми, кого считаю друзьями, вроде Фредди. Конечно, где-то в глубинах самых секретных кадровых архивов правительства есть мое полное «личное дело», в котором фигурируют и Пегги, и дети, и моя матушка — она живет в Сан-Диего, — и трое моих старших братьев, один из них возглавляет страховую компанию, а двое преподают в колледжах. Эти бумаги, несомненно, необходимы, если я погибну (кому выплачивать компенсацию?) или выйду на пенсию (выслуга лет, награды, поощрения по службе), да мало ли для чего еще! Но я сделал все, чтобы на них навечно стоял гриф «Совершенно секретно».
Или есть еще такой — КНЗ. Для тех, «Кому необходимо знать»…
А для подавляющего большинства людей, с которыми меня сводит профессия, я — бездетный бобыль, обитающий в старой части Александрии, вероятно, даже вдовец с какой-то трагической тайной в прошлом (история о бывшем парне моей жены, которую я рассказал Мари, не была выдумкой, но кончилась не так драматично). Со стороны я кажусь сухарем, посвятившим жизнь работе, неулыбчивым и лишенным чувства юмора. И предпочитаю, чтобы меня знали только под коротким именем Корт, пусть кое-кто и считает это претенциозным.
К моему облегчению, из этих раздумий меня вывел радостный крик, донесшийся из-за моей спины. Я поднялся из кресла и с улыбкой повернулся.
Мой младший сын, Сэмми, проснулся и стоял на пороге кабинета.
— Папочка! Ты дома!
На нем была пижамка, волосы взлохмачены, но каким же симпатягой он мне показался! Инстинктивно я отставил бокал с вином подальше, зная, что сын бросится ко мне в объятия с разбега. Приветствие, вошедшее у нас в традицию. И конечно, шлепая по полу босыми ногами, он ринулся ко мне, не обращая внимания на предостережения матери, донесшиеся из кухни.
А я лишь подбодрил его:
— Быстрее, Сэмми! Давай! — И в моем голосе, как я надеялся, прозвучало столько же любви, сколько я в себе ощущал. И вот его тельце взметнулось в воздух, а я подобрался и убедился, что достаточно твердо стою на ногах и мой сын безопасно приземлится в надежные руки отца, так долго ждавшего этого момента.
~
Jeffery Deaver
THE EDGE
Печатается с разрешения автора и литературных агентств Curtis Brown UK и The Van Lear Agency.
Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers.
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.