И внутренняя слабость социалистического движения в Италии состояла в том, что руководители итальянских социалистов не были способны повести массы по революционному пути, который привел бы их к осуществлению стремлений этих масс. Это были отличные проповедники, зачастую дельные и толковые организаторы, но не борцы в подлинном смысле этого слова.
Массы действительно считали, что создаваемые ими ассоциации непременно должны стать костяком, каркасом нового государства. И власть в этом государстве должна будет находиться в руках трудящихся.
Марксизм считался официальным учением итальянского социалистического движения, и порой оно довольно близко подходило к нему, но чаще социалисты Италии отталкивались от гарибальдийского радикализма, от туманного общечеловеческого гуманизма. Не чужды ему были и анархические тенденции.
Сделать нужно было исполински много. Нужно было повести Италию по пути прогресса. Нужно было развить и завершить дело, начатое Рисорджименто, — нужно было провести демократические реформы, обеспечить соблюдение народных свобод. Нужно было удалить из органов власти монархистов, консерваторов и реакционеров. Нельзя было оставлять в неприкосновенности экономическую структуру государства, нужно было освободить юг Италии от феодальных пережитков.
Антонио Лабриола был весьма активным и последовательным политическим мыслителем, он развивал материалистическую концепцию истории, он выступал против расхожего и пошлого политического фатализма, но в вопросе о путях и способах движения итальянского общества к социализму он проявлял известную робость. Он писал об этом в весьма осторожных, почти скептических выражениях.
Каковы, по мнению Лабриолы, задачи социалистического движения в Италии? Задачи эти в общем довольно скромны: «…развивать политическое сознание масс… воспитывать ту часть рабочих, которая может быть способна к классовой борьбе… противопоставлять различным каморрам (то есть, грубо говоря, рафинированным шайкам. —
А вот и последний аккорд — профессор Лабриола с горечью признает (в письме к Паскуале Виллари от 30 ноября 1900 года), что никогда не мечтал о том, «что итальянский социализм сможет когда-либо разрушить капиталистический мир».
Антонио Лабриола видел, что вся политическая концепция итальянских социалистов его эпохи в корне порочна, но ни по своему положению, ни по обстоятельствам личным, бытовым, этот видный ученый не мог стать тем человеком, который способен был бы возглавить борьбу за переход итальянского социалистического движения на какие-то иные, более реальные и более радикальные пути. Это сделалось задачей людей иного поколения, не отцов, а детей. Это было задачей поколения, к которому принадлежал Антонио Грамши, и миссия эта была в конце концов осуществлена этим многострадальным поколением, хотя победа его была достигнута с большими издержками и великой кровью.
В этой связи примечательны слова Пальмиро Тольятти: «…старое итальянское рабочее движение должно было совершить качественный скачок, который освободил бы его как от наивных мечтаний реформистов о тихом закате буржуазного мира, так и от шлака пустозвонного и бессильного экстремизма. Этот качественный скачок и был произведен путем создания Итальянской коммунистической партии» [5].
Но совершен был этот качественный скачок далеко не сразу. Коммунистов 20-х годов от прекраснодушных мечтателей годов 900-х отделяет целая эпоха — дни Капоретто и Витторио Венето, и тревожный девятнадцатый год, и бесчинства фашистских банд, и суровые дни занятия фабрик. Говорят: крот Истории хорошо роет. Но этому кроту требовалось время. И немалое к тому же.
Настоящие люди
«Одно из самых больших в моей жизни „угрызений совести“ я испытываю из-за того, что доставил глубокое огорчение моему доброму профессору Бартоли из Туринского университета, уверенному, что я — архангел, которому судьбой предназначено окончательно
Так писал своим родным Антонио Грамши после многих лет, прошедших в трудах и борьбе, посвященных активной и целеустремленной политической деятельности.
Он был весь в борьбе, каждое биение его сердца было посвящено ей, ее задачам, ее тяготам и тревогам. Но в полушутливых сомнениях, или, как он сам называл их, «угрызениях совести», есть и некая правдивая нотка.
Нельзя утверждать, что Антонио Грамши мог бы, дескать, стать большим ученым, но задачи революционной борьбы, все время встававшие перед ним, помешали ему всецело предаться чисто академической деятельности.
Грамши — один из крупнейших философов и историков культуры, которых когда-либо порождала щедрая земля Италии. И революционная борьба не только не помешала ему стать истинным ученым, но, напротив, напоила его научные и литературные труды новым, глубочайшим и своеобразнейшим содержанием.