Грамматика цивилизаций

«В одну из ночей последней декады Рамадана в пещере горы Хира», что находится невдалеке от Мекки, во время сна «произошло сошествие Несотворенного Слова в относительный мир, схождение Книги в сердце пророка». Таинственное существо показало ему во сне «свиток из ткани, покрытый письменами, и отдало ему приказ прочесть их… «Я не умею читать», — ответил Мухаммад. «Читай», — дважды повторил ангел, обмотав ткань вокруг шеи спящего. «Читай то, что написано от имени Господина, который создал человека…» «Избранный отдался духовному созерцанию, сознавая, что книга сошла в его сердце» (Э. Дерменгем). Небольшая деталь: используемое в тексте слово читать можно перевести как проповедовать, что не позволяет нам достоверно утверждать, умел пророк читать или нет.

Этот священный рассказ хорошо известен. Мухаммад после слов архангела Гавриила (он-то и был таинственным посетителем) начинает представлять себя божественным посланником, последним, самым великим пророком библейской традиции. Вначале он находит поддержку только у своей супруги Хадиджи — его родственники, богатые торговцы из Мекки, относятся к этому известию враждебно. Он полон сомнений, находится на грани отчаяния, безумия, самоубийства. Зачем буквально следовать этой «страсти», восстанавливаемой через свидетельства? Зачем следовать «изречениям» пророка, сурам Корана — этому посмертному сборнику изреченных мыслей, переданных традицией, этим откровениям Мухаммада? Главное — быть внимательным к красоте, к взрывной силе, к «чистой музыке» этого «неповторимого» текста (которая является доказательством его божественной природы), к этим предсказаниям, которым зачастую предшествуют ужасные конвульсии, после которых Мухаммад надолго терял сознание, к этой чрезвычайно выразительной, громко скандируемой поэзии, которую не удается скрыть даже последующей традиции. Тогдашняя доисламская Аравия переживает гомеровские времена: поэзия открывает души и сердца людей.

Долгие годы Пророк проповедует среди узкого круга приверженцев, родственников, среди немногочисленных несчастных и часто очень бедных людей: ведь в Мекке живут не только торговцы, обогатившиеся на торговле с Сирией, Египтом и странами Персидского залива, но и наемные работники, ремесленники, рабы. Таким был Билал, черный раб, которого купил друг и будущий зять Мухаммада — Абу Бакр, который впоследствии стал первым муэдзином ислама.

Что касается богатых, то они не принимают откровений, которые поначалу вызывают у них улыбку, а потом страх и раздражение. Преследуемые ими сторонники Мухаммада вынуждены уезжать за пределы страны: кто в христианскую Эфиопию, кто (около шестидесяти человек) в оазис Ясриб, находившийся к северу от Мекки. Там же скрылся и сам Пророк: Ясриб станет городом пророка (Медина), а его исход туда (Хиджра) — отправной точкой мусульманской эры (20 сентября 622 г.). Заметим, хотя это и малозначащая деталь, что город уже носил имя Медины до появления там Пророка.

В ту эпоху город был на три четверти заселен крестьянами, принадлежавшими к двум враждующим племенам, и представителями еврейской диаспоры, занимавшимися в основном торговлей. Им Мухаммад вначале симпатизирует, затем — через недоверие — переходит к враждебности. Молитва, обращенная сначала к Иерусалиму, разворачивается в сторону Мекки. Все это происходит в обстановке постоянный военных конфликтов: чтобы выжить, беглые мусульмане грабят соседей, промышляя на длинных караванных путях торговцев из Мекки. Так продолжается десять лет, после которых пророк возвращается в Мекку победителем. В страшные и трудные времена пророк показал свой дар принимать решения, быть осторожным и терпимым.

•  Религия, создаваемая строфами, впоследствии составившими Коран, а также словами и поступками пророка, религия, явившаяся миру как ислам (подчинение Богу), утвердилась в своей достойной подражания простоте.

Она зиждется на «пяти столпах»: утверждение единого Бога, Аллаха, пророком которого является Мухаммад; повторение молитвы пять раз в день; соблюдение поста в течение 29 или 30 дней — рамадан; раздача милостыни бедным; паломничество в Мекку. Так называемый джихад, священная война, не входит в основополагающие предписания, хотя в скором времени она станет играть очень важную роль.

Религиозная символика ислама не предполагает никакой тайны, хотя различные ее моменты дают возможность сложных интерпретаций мистического характера. В этом смысле исламская теология схожа с христианской.