Гракх Бабеф

«Заговор равных» мог найти настоящую, опору только в рабочем классе. Правда, головка заговора по своему социальному положению принадлежала к мелкобуржуазной интеллигенции, — из 65 подсудимых Вандомского процесса только 15–16 человек могут считаться рабочими и мелкими ремесленниками. Правда, заговорщики стремились вовлечь в движение и мелкую буржуазию. «Соединимся, — говорила Тайная директория, — с мелкими собственниками, небогатыми торговцами, поденщиками, работниками, ремесленниками, со всеми несчастными…» Но мелкая буржуазия могла играть только роль попутчицы революции. Сами заговорщики отлично сознавали это и, не имея еще ясного представления о пролетариате как таковом, ориентировались на «трудящихся», на «бедных», на «рабочий люд». Нечего и говорить после всего этого, что предательство Гризеля было только поводом, а не причиной крушения заговора.

Активность рабочего класса была сломлена еще в роковые дни жерминаля и прериаля. Как интенсивно ни было брожение рабочих: кварталов в течение зимы 1795/1796 г., оно не смогло уже вылиться в новый подъем массового пролетарского движения. Но даже в случае победоносного захвата власти бабувистами в Париже исторически их дело было обречено на неуспех. И уровень развития французского пролетариата и общее соотношение классовых сил исключали возможность установления той революционной диктатуры, которая по мысли Бабёфа должна была явиться необходимым инструментом задуманного общественного преобразования. Именно поэтому Энгельс считал «безумной» «попытку Бабёфа непосредственно перескочить от Директории к коммунизму» (Соч., т. XIV, стр. 377).

В свою очередь неудача бабувистов окончательно обрекла рабочих, на тоскливые будни, заполненные борьбой за насущный кусок хлеба.

4

На этом месте мы свободно можем поставить точку. История судебного процесса в Вандоме — это только эпилог рассказанных нами событий. Попытаемся в нескольких строках передать содержание этого последнего акта жизненной драмы Бабёфа.

Через два дня после ареста Бабёф написал письмо Исполнительной директории, в котором он сделал попытку убедить директоров в необходимости изменить правительственную политику: «Граждане, члены Директории, управляйте в народном духе, — вот и все, чего требуют от вас эти же патриоты». Он даже гарантировал им в этом последнем случае поддержку всех патриотов. «Вы знаете, в какой мере имею я влияние на этот класс людей, я хочу сказать — на патриотов; я использую это влияние, чтобы убедить их, что, раз вы за народ, они должны быть с вами едины». Эта политическая наивная попытка разговаривать с Директорией в качестве равноправной державы не привела ни к каким результатам. Очевидно, что еще в мае 1796 года Бабёф питал несбыточные иллюзии относительно действительного положения вещей.

Контрреволюционная аллегория на раскрытие «заговора равных»

На допросах он и не думал отрицать существование заговора. «Глубоко убежденный, — заявлял он, — что теперешнее правительство является угнетателем, я сделал бы все, что в моих силах, для его свержения. Я вступил в союз со всеми демократами республики, но долг не позволяет мне назвать ни одного из них». Спрошенный о средствах, которые он рассчитывал употребить, Бабёф отвечал: «Все средства законны против тиранов». Он категорически отрицал свое главенство в заговорщической организации.

После продолжительного заключения в Тампле Бабёф и другие подсудимые были переведены в Вандом. Процесс начался в октябре и продолжался около полугода.

Собственно обвиняемых был 65. Из них 18 обвинялись заочно. Из 47 бывших налицо только 24, по словам Буонарроти, принимали прямое участие в заговоре и 5 косвенное. К ним у Буонарроти причислены: Бабёф, Дартэ, Буонарроти, Россиньоль, Жермен, Казен, Клод Фике, Буэн, Фион, Рикор, Друэ, Линдэ, Амар, Антонелль. Девиль добавляет к этому списку Массара, Дидье, Мореля, Моруа, Леньело, Гулара, Клерка, Пилле, Дюпле-отца, Дюпле-сына, Лепеллетье, Меннессье, Гильома, Бодсона и Рейса. Из них судились заочно: Россиньоль, Фике, Друэ, Линдэ, Буэн, Лепеллетье, Меннессье, Гильом, Бодсон и Рейс. Из членов Тайной директории Сильвен Марешаль и Дебон избежали ареста, потому что их имена не упоминались в присутствии Гризеля. Друэ, при помощи члена Директории Барра, удалось бежать в августе 1796 года. Имя его, однако, фигурировало в списке обвиняемых, и на том основании, что он был депутат, все дело было объявлено подсудным Верховному суду.

Прибыв в Вандом, главные подсудимые решили отказаться от всяких уверток и запирательств, но это их решение вызвало решительный протест со стороны менее скомпрометированных обвиняемых. Во избежание раскола было решено, что «формальный заговор следует отрицать». Однако необычайно подробные показания Гризеля и масса захваченных бумаг необычайно усложнили задачи защиты. Кроме того, обвинительный вердикт был обусловлен и неблагоприятным для заговорщиков личным составом присяжных.