Январь принес с собой дальнейшее ухудшение положения — закрытие целого ряда промышленных заведений. Усиление безработицы вызывает новые жалобы со стороны рабочих. «В секциях Финистер и Ботанического сада, — читаем в донесении от 9 плювиоза (28 января 1796 года), — закрыто большое число мастерских и мануфактур; рабочие, занятые в них, остались без работы». Донесение от 12 плювиоза отмечает, что «большое число рабочих, в особенности в Сент-Антуанском предместье, осталось на улице и что безработных в этом районе насчитывается до шести тысяч человек». Полиция регистрирует несколько попыток организовать стачечное движение. «Вчера, — читаем мы в донесении от 23 фримера (14 декабря), — было установлено наблюдение за рабочими-печатниками, собравшимися в одном трактире. Они сговаривались обратиться к владельцам типографии с требованием повышения заработной платы; их собеседование касалось исключительно этого вопроса, а также дороговизны. Большая часть этих рабочих — отцы семейств, тем не менее они опорожнили несколько корзин вина и расстались в полном спокойствии». 2 нивоза (23 декабря) «грузчики порта Бернар, собравшись на улице Сены, говорили, что они не могут больше существовать, несмотря на то, что они получают 300 ливров ежедневно, что от них не берут их ассигнаций, что, если правительство не наведет порядка в течение ближайших дней, они сами возьмутся за дело». 20 нивоза (10 января) «носильщики мешков (с мукой), занятые в магазине Ассомсьон, потребовали чрезмерную прибавку к их жалованью и были разогнаны и заменены гренадерами; носильщики составили тогда шайку, чтобы напасть на тех, кто их заменил. Они решились также сорвать работу носильщиков, из Сен-Лазара, потому что те отказались поддержать их требования». На следующий день «в орудийной мастерской на улице Лилль имел место формальный отказ рабочих продолжать работу. Они требовали значительного повышения заработной платы. «Эти волнения имели подстрекателей главным образом в лице «военных, откомандированных на работу в мастерскую». Положение рабочих настолько тяжело, настолько безысходно, что это не может не вызвать беспокойства в правящих кругах. «Будущее заставляет трепетать, если только подумаешь, что купец не торгует, рабочий не работает и что, сверх всего, у него отнимают всякие средства к существованию».
Один из агентов подслушал разговор самого неутешительного свойства о решимости жителей Сент-Антуанского предместья, окончательно отчаявшихся в современном положении вещей, собраться всем вместе. «Они не хотят больше обращать внимания на войска, потому что предпочитают быть убитыми, чем умереть голодной смертью». Полиция опять начинала нервничать, с беспокойством озираться вокруг, следить за деятельностью агитаторов.
Революционное брожение бросалось в глаза не только полицейским ищейкам Директории. Вот что писал в январе 1796 г. хорошо осведомленный представитель роялистской эмиграции Малле дю Пан, сам убежденный контрреволюционер и монархист: «Ни время, ни нищета не смогли изменить простонародья, оно по-прежнему охвачено ненавистью к тирану и любовью к равенству. Не слушайте тех, кто станет утверждать, что народ выздоровел. При первом ударе набата он повторит 10 августа или 2 сентября, демагоги по-прежнему могут рассчитывать на него всякий раз, как зайдет речь о нападении на собственность».