Графские развалины

Четыре года назад его двоюродный брат, живший в городе, предложил подзаработать надомной работой – раскрашиванием оловянных солдатиков. Кустари в полуподпольной конторе на Васильевском острове с сомнением посмотрели на двух пареньков (предпочитали они девушек, как более аккуратных и обязательных), но все-таки выдали краски и оловянные фигурки – самые простые, так называемые сувенирные, не требовавшие особой исторической точности и слишком тщательной прорисовки деталей.

Кузен вскоре отказался от внешне несложной работы – времени она отнимала больше, чем думалось поначалу, а расценки на «сувенирку» оказались мизерные. А Сашок втянулся, у Сашка обнаружился талант, Довольно скоро он перешел к коллекционным солдатикам, выпускаемым на наш рынок ограниченными партиями (большая часть шла за рубеж). Работа усложнилась – каждая деталь амуниции и старинной формы, причудливой и пестрой, прорисовывалась тщательно и в полном соответствии с исторической правдой. Крохотные воины не были, как в сувенирке, некими усредненными «русскими гусарами» или «французскими гренадерами» – мундиры на коллекционных фигурках точнейшим образом соответствовали своему времени и своему полку, вплоть до самого внимательного подбора оттенка изображавших ткань красок…

Но и оплачивалась коллекционка соответствующе. Мать (Сашок рос без отца) поначалу отнеслась к занятию сына негативно – вонь от красок шла изрядная. Однако когда вдруг обнаружилось, что плоды двухнедельных трудов Сашка оценены примерно в размере ее месячной зарплаты, получаемой в совхозе, – мнение матери о «баловстве» сына изменилось мгновенно. Она расчистила заваленный всякой ерундой рабочий стол покойного отца и повесила сверху яркую лампу. И уже не норовила, как прежде, отправить сына принести воды или окучить картошку, застав его за раскрашиванием…

Спустя полтора года он перешел на новую ступень – стал рисовать образцы коллекционных фигурок, по которым работали художники, готовившие модели для отливок. Теперь приходилось самому рыться в исторических книжках и проводить долгие часы у музейных витрин, делая эскизы мундиров, амуниции и оружия.

Именно оружие привлекало его больше всего. В пятнадцать лет Сашок сделал свою первую копию гусарской сабли. Оружие являлось чистейшей воды бутафорией, годной лишь украшать ковер, – тщательно выполненная рукоять крепилась к пустым ножнам.

Это было неинтересно, он стал ходить за шесть километров в совхозную кузницу – научиться работать с металлом.

Ничего не вышло, сельские кузнецы вымирали как класс, и таланты местного кузнеца дяди Андрея лежали в основном в области истребления несметного количества пива. Но увидев кузнечное дело в списке предлагаемых одним питерским техникумом специальностей, Сашок не стал сомневаться, где продолжать среднее образование.

А где-то глубоко росла и крепла мечта, потихоньку переходя в уверенность – мечта об историческом факультете ЛГУ. Ни мать, ни знакомые не поняли бы такого выбора – историк в их списке уважаемых или хотя бы приемлемых профессий никак не значился. Но окружающие давно существовали в каком-то параллельном измерении, а Сашок жил в мире, где ревели трубы, и гулко бахали медные бомбарды, и хоругви панцирных гусар на всем скаку врубались в ряды ощетинившейся багинетами пехоты…

Интерес к изготовлению оружия поневоле породил интерес к приемам владения им. Историческим фехтованием в Ленинграде середины восьмидесятых можно было заниматься единственным людям и в единственном месте – каскадерам на киностудии «Лен-фильм»; любители-неформалы пребывали в глубоком подполье, под вечной угрозой статьи об изготовлении и хранении. Попробовав записаться в фехтовальный клуб «Мушкетер», Сашок ушел, едва поглядев на первое занятие – тыканье жалким псевдооружием показалось смешной и постыдной профанацией…

Пришлось до всего доходить самоучкой, кое-что придумывая самому, но большей частью осваивая фехтовальные приемы по книжкам – старым, с желтыми ломкими страницами (солдатики не были заброшены, просто ушли на второй план, доходы от них позволяли посещать букинистов). На то, чтобы выучить по книге, без живого учителя, какое-нибудь простенькое движение «ин кварте – ин секста», уходили долгие часы тренировок. Сашок осваивал все без разбору – школы всех стран и народов, приемы для всех видов холодного оружия. Многое отбрасывал – казавшееся надуманным и ритуально-смешным. В результате у него сформировался некий собственный стиль, во многом напоминающий дворовую драку, с приемами, не рассчитанными на внешние эффекты, жестокими и действенными. Философскую составляющую восточных боевых искусств Сашок пропускал, не читая… Рыцарские принципы западных школ – тоже.