Масло на перегревшейся сковороде отчаянно чадило, но Кравцова это радовало — никаких других запахов он не чувствовал. Едва ли голова успела засмердеть, но проверять не хотелось. Это просто кусок мяса, сказал он себе, — и достал из холодильника тарелку с её содержимым. Руки почти не дрожали.
Ошейник, залитый кровью, оставался на своем законном месте. Странно, подумал Кравцов, должен был свалиться с короткого обрубка шеи. Даже нет, судя по кровавым следам, находился он ниже раны, отделившей голову от тела… Похоже, его специально надели
Кравцов чуть повернул собачью голову — и увидел на ошейнике поблескивающую сквозь спекшуюся кровь металлическую табличку. Надо думать, координаты владельца… Он счищал кровь с гладкого металла, уже зная,
Достал мобильник, но набирать длинный федеральный номер с таблички не стал — тот и так хранился в памяти трубки Кравцова.
Пашин Чак нашелся.
— Ты уверен, что включал сигнализацию, уезжая? — спросил Козырь. В тоне его не звучало ни малейших эмоций. И это мрачное спокойствие — в такой момент — производило впечатление куда более сильное, чем любые истеричные выплески энергии.
— Голову на плаху не положу, — сказал Кравцов. — За четыре дня стал включать-выключать уже автоматически, не запоминая. Но пришел — была включена, это точно.
Пашка подошел к единственному окошку, не закрытому ставнями. Размерами соответствуя железнодорожному окну, оно отличалось от него конструкцией. Сверху — во всю ширину — шла откидывающаяся наружу форточка, Кравцов ввиду теплых дней её не запирал, держал открытой. Отправляясь на охоту, не запер тоже. Этим путём мог пролезть ребенок — малолетний или не особо упитанный. Или взрослый — но на редкость худой. По крайней мере Кравцов был уверен, что он-то застрянет тут всенепременно.
Козырь вернулся на кухоньку, без всякой брезгливости взял в руки голову Чака, перевернул.
— Посмотри, — сказал он. — Отрублено ровненько, как бритвой отрезано. Я знаю — когда-то знал — в Спасовке лишь одного человека, который так ловко управлялся с острыми предметами…
— Кто?
— Долгая история… Ты спрашивал про Динамита? Придется рассказать сейчас. Водка есть?
Кравцов кивнул.
— Доставай. И присядем где-нибудь…
Первый Парень — II.
В то лето Динамит был в расцвете своих девятнадцати лет и в зените своей славы — был, когда закадычный друг-приятель Пашка-Козырь произнес равнодушно, как бы между прочим, одну фразу.
Козырь сказал:
— Знаешь, говорят, Наташка в пятницу после дискотеки с одним чуваком ушла…
Если Динамит был Первым Парнем, то Пашка-Козырь — вторым, никак не меньше.
Пашку никто не назвал бы красавцем — длинное и узкоплечее, но мускулистое тело венчала голова с круглым кошачьим лицом; нос-пуговку украшали очки с круглыми стеклами в тонкой проволочной оправе — и казались они у Козыря неуместными и чужеродными, как пышный бюст на сухопаром теле манекенщицы. Впрочем, обзавелся этим оптическим прибором Пашка вовсе не от излишней любви к чтению; зрение подсело в четвёртом классе, после того как Козырю (тогда еще Козыренку) случайно пробили лоб камнем, изображавшим гранату в детской игре в войну… Дразнить Пашку очкариком желающих не находилось, в драке он был силён и увёртлив, гибок как змея и так же опасен.
— С каким таким чуваком? — Динамит постарался, чтобы слова прозвучали столь же равнодушно, как и у Козыря.
Но Пашка, занятый, казалось, исключительно извлечением застрявшей в старой «Весне-205» кассеты (разговор происходил в заброшенном школьном саду, давно ставшем местом вечернего отдыха молодежи) — внешне безразличный Пашка изучал его реакцию незаметно, но очень внимательно. И ему послышалось, что обертоны (хотя термина такого Козырь тогда не знал) в голосе Динамита звучат совсем иначе, чем только что. Но может, он просто принял желаемое за действительное.
— С Сашком, что у фабрики живет, за Толькой-Свином. Ты должен его знать, в зеленой строевке сейчас ходит… — ответил Козырь, вынув наконец злокозненную кассету и осторожно расправляя зажеванную пленку.
Динамит наморщил лоб в попытке вспомнить — и не вспомнил, Спасовка деревня большая… Пашка стал объяснять дальше:
— Ну помнишь, фанатом был таким, все в солдатики играл в школе…
— А-а-а… — нехорошо протянул вспомнивший в конце концов Динамит. — И что он?
— Да ничего, пацаны говорили, что с Наташкой вместе с дискотеки ушел, довольно рано…