Графологический анализ

Женя грустно вздыхала и послушно подставляла ему свои губы. Это и называлось "иди ко мне". Хотя Сережа прочёл множество книг и знал, что фраза "иди ко мне" означает совсем другое.

И снова они целовались до одури, до изнеможения, их руки не знали покоя, дорожка любви была такой знакомой, но каждый раз молодые люди словно проходили её заново. Женя тихо стонала и охала, когда Серёжа трогал её маленький, курчавый холмик под тонкими, невесомыми трусиками.

Потом было всё как обычно.

Серёжа шел домой и от досады и злости пинал ногами почти все встречные камешки.

"Больше не приду к ней", — думал он.

Но через пару дней снова шёл к знакомому дому.

"Хочу увидеть Лену. Хочу увидеть Лену!" — вдруг подумалось ему.

Но, увы, Леночка уехала к родственникам. До самого сентября.

Лето, а вместе с ним каникулы, всё это, быстро катилось к концу.

— Ленка вернулась, — как-то вечером сказал Слон. — А где она была? — спросил Серёжа, стараясь изобразить безразличие. — К бабке, в Сибирь ездила. — А-а, — понимающе протянул Серёжа. — Что "а-а"? Ты бы видел, в какую кралю она превратилась? — В какую? — недоумённо спросил Серёжа. — Такое впечатление, что её кто-то накачал, — восхищенно сказал Слон. — В каком смысле? — В том самом!

Серёжа злобно сжал зубы и посмотрел Слону прямо в глаза.

— Ты меня не понял. Тело у неё стало такое… — виновато улыбнулся Слон. — Какое? — Ну… Крепкое. Бедра, грудь — отпад! А взгляд! Зовёт! — Отчего бы? — А вот это лучше спросить у неё! — заржал Слон.

Серёжа удивился тому, что сердце его вдруг тревожно забилось.

Часть четвёртая

— Мальчики! Привет! — раздался знакомый голос.

Серёжа поднял голову и увидел перед собой стройные ноги. Августовское солнце разморило и его, и Слона, поэтому они слегка прикорнули на мелком песочке городского пляжа.

Серёжа поглядел вверх. Рядом с ними стояла Лена.

— Привет, — ответил Слон.

Серёжа смотрел и не верил своим глазам.

Не мог человек так измениться за два с половиной месяца. Не мог!

Однако…

Доказательство возможности невозможного находилось прямо перед ним. Серёжа вскочил и почувствовал, что его щёки заливает густой румянец.

— Привет, — вымученно улыбнулся он.

А сам не мог отвести глаз от очаровательных пирамидок, которые едва не касались его — так близко стояла Лена.

— Загораете? — весело спросила девушка. — Да вот… — промямлил Серёжа. — Ложись рядом с нами, — добродушно предложил Слон. — Я бы лучше на лодочке покаталась, — мечтательно произнесла Лена. — Это мы мигом, — сказал Серёжа.

И он помчался на лодочную станцию. Благо — близко.

Через десять минут трое молодых людей уже сидели в лодке.

Хитрозадый Слон уселся на нос, Лена на корму, а Серёжа на вёсла.

Юноши были в плавках, а Леночка почему-то не стала снимать короткое летнее платье. Девичьи колени были крепко сжаты, но бедра были так высоко обнажены, что Серёжа невольно видел тёмный треугольник купальных трусиков.

От волнения ладони стали влажными.

Серёжа грёб и ему казалось, что каждым движением он притягивает девушку к себе.

Слон — ехидная морда — громко запел: "Поедем, красотка, кататься, Я долго тебя поджидал!"

— В субботу финальный матч. Придёшь? — спросил Серёжа. — Ну, если вы меня приглашаете… — улыбнулась Лена. — Приглашаем, приглашаем, — прогудел Слон.

"Как ты изменилась, Леночка!" — изумлялся про себя Серёжа.

Она даже смотрела на него как-то иначе. Взгляд её стал нежным, зовущим, томным.

Ничего себе!

Затем, когда они вдоволь накатались, и Серёжа вернул спасателям лодку, Леночка всё-таки решилась искупаться.

После того как она сбросила платье, Серёжа некоторое время не мог встать.

Так и лежал на песке, вниз лицом.

"Успокойся, остынь", — сердито шептал он.

Но его дружок никак не хотел остывать. Поэтому Серёжа не пошёл в воду, завистливо наблюдая, как радостно плещутся Слон и Леночка.

Потом он всё-таки решился и, разбежавшись, влетел в прохладную стихию. Тут ему полегчало.

Серёжа старательно делал вид, что помогает Лене держаться на воде, а его ладони горели от прикосновений к девичьему телу.

Вечером он лёг в постель и к нему сразу явилась Леночка.

— Пусти меня к себе, — жалобно попросила она.

Серёжа, трепеща от волнения, поднял край одеяла.

— Иди ко мне, милая. Иди… Иди… — шептал он умирающим голосом.

И ласкал её, словно наяву. И себя. И себя. И себя…

Облегчающая судорога была опустошающе-сладостной и полной.

Телефон ещё только зазвенел, а Серёжа уже догадался, кто это звонит.

— Серёжа! Тебя, — сказала мать. — Я уже взял. Положи у себя, пожалуйста, трубку, — сонным голосом ответил он.

Предчувствие не обмануло. Это была Женя.

— Привет, — сказала она тихо. — Привет. — Придёшь сегодня? — Нет, сегодня не смогу. — А завтра? — Завтра мы едем… — Понятно… И когда вернётесь? — Да я… — Понятно. Уже никогда… — Зачем ты так говоришь? — Потому что всё закончилось. — Что ты такое придумала? — Это не я придумала. — А кто? — Тебе лучше знать. — Не понимаю тебя. — Побаловался и хватит? — Ну почему — "побаловался"? — Потому. — Ничего, ведь, не было. — Для тебя — не было, а для меня было. — Не понимаю тебя. — Ладно. Подрастешь, поймешь, — печально вздохнула Женя.